– Ты влюблен?
– Я испанец.
– О!
– О!
– Что «о»? О! О! Пепита до меня не знала и не понимала что такое мужчина.
– Пепита?
– Ура Пепите!
Мы выпивали, веселились. Кудря артист! Артист и не зануда. Только начал он рассказывать о работе со знаменитым режиссером, как позвонила Бике, напомнила Боре, что ждет его в метро. Боря захотел дослушать Кудрю и, чтоб вообще не рушить компанию, захватил и меня с собой.
В вагоне, перекрывая шум поезда, Кудря с нескрываемой грустью признавался, как он разочарован в мастере. «Знаешь, так: балет какой-то разводит – ты здесь стоишь, ты отсюда, а ты сюда, а тут поднимаешь руку, но только медленно-медленно. Медленно! Мушкой цепляешь штору, та-а-а-к, ветерок. Ветерок подул, нажимаешь курок. Стоп-стоп! Штора отклонилась в другую сторону. Штора не в ту сторону. А потом – штора не того цвета, потом, не из той ткани. Вот так! А зерно роли? Развитие характера, сверхзадача – ничего такого, о лепке образа ни слова, ну, там как? – играешь злого, ищи добро. Какой там! Балет – валет! Улыбайтесь, короче, и вам станет весело. Но гонорар приличный. И весьма».
Вагон полупустой. Напротив мальчик с девочкой зависли над телефонами, кнопочными тогда, мама, опустив руку на голову старшей, и, забыв о своей руке, тихо улыбалась, уносилась куда-то.
Куда?
Когда ж Кудря особенно ярко живописал похождения в Баготе, мама вспоминала о детях, поднимала вторую руку и гладила старшего. А Кудря вскакивал, разворачивался на носочке, демонстрируя рост и стать, рука в рапиде поднимает револьвер, вторая имитирует штору, и это особенно красиво, и штора, как бы, не дает возможности спустить курок.
И тут на меня напала икота. Икаю громко на весь вагон и не могу остановиться, смешно стало, икаю и смеюсь, как после косячка, хотя ничего такого вроде не было. Икаю и не могу сдержать смех. Кудря направляет на меня воображаемый револьвер, целится и, наконец, спускает курок. Ба-ба-х. Не попасть невозможно. В упор. Я валюсь на бок, скатываюсь с сиденья.
Поезд тормозит, распахиваются двери «Станция «Освободителей» переход на «Воскресенскую линию».
Кудря с Борей вскочили и к выходу. Я поднимаюсь с четверенек, а уже поток пассажиров навстречу, я проталкиваюсь, ступаю, наконец, на платформу, шипят двери сзади, еще раз распахиваются. «Освободите двери. Не задерживайте поезд. Освободите двери».
И вдруг откуда-то сверху, как с неба – «Аллах Акбар». И вспышка впереди у третьей колонны. И точно помню перед полным забытьем, помню, острое чувство досады, даже какой-то злобы, даже выкрикнуть успел «блядь», и, успев понять, что «всё»…
Бике потом хвастала, Гере рассказывала, что это она кнопку на мобильнике нажимала, наблюдая «красоту» сверху, с перехода на станцию «Воскресенская». Гера никогда особенно со мной не делился, а тут рассказал. Думаю, привирала Бике; картинку, снятую камерой наблюдения, как и все, увидела по телевизору, а так, в ту пору, как говорят, только патроны подносила. Седьмая спица в колесе. Но колесо кровавое получилось.
Борю с Кудрей хоронили на разных кладбищах. Кудрю на главном, как большого артиста, Борю на обычном.
Как они там? У Бога обителей много, слышал и там не всем одинаково.
На похороны я не попал, лежал в реанимации, и не я один. Много раненых, много погибших.
Кудря не увидел себя в лучшем, пожалуй, своем фильме. Я увидел. В Дом кино, на премьеру, шел уже без костылей, с тросточкой и заметно прихрамывая.
Песни Джойса стучатся в темечко. Как это возможно? Возможно. Любовь зла. Он меня будоражит, безбожник, мучимый верой. Особенно заняло, как прочитал Умберто Эко, спустя лет двадцать после чтения самого Джойса. Да, без Эко не было бы и Джойса, то есть для меня не было бы. «Поэтики Джойса» книга 2003 года, но прочитал ее не так давно, много лет на полке пылилась, очереди своей ждала. Дождалась. Эко пишет о постижении хаоса.
***
Гера в три года нарисовал ворону. Пикассо не стал бы особенно расхваливать, от него не дождешься, думаю и не удивился бы. Я улыбнулся. Пикассо в три года кубиками не рисовал. А тут? В три года Гера ничего не знал о Пикассо, но нарисовал как Пикассо. Как Пикассо в период кубизма. Загадки хаоса. Эта ворона Геры и сейчас со стены каркает. Все дети гениальны, как часть хаоса. Что потом? «Ты шептала громко, «а что потом? а что потом? Мне ж слышалось, «жопа там, жопа там». Потом он музыкальную школу закончил, в колледж поступил.