Удар молнии
6 августа 1945 г. американская атомная бомба уничтожила Хиросиму; через три дня другая бомба испепелила Нагасаки. Ведущий советский физик-ядерщик Юлий Харитон вспоминал, что в Москве эти шаги расценили как «атомный шантаж против СССР, угрозу новой, еще более ужасной и разрушительной войны»{124}. От послевоенной эйфории в советских верхах не осталось и следа. На ее место вновь пришла гнетущая неопределенность. Английский журналист Александр Верт вспоминал, как многие советские руководители говорили ему, что победа над Германией, давшаяся СССР с таким трудом, теперь, можно считать, «пошла прахом»{125}.
20 августа 1945 г. для руководства атомным проектом кремлевский генералиссимус создал Специальный комитет с чрезвычайными полномочиями, заявив, что создание собственного атомного оружия — это дело, которое должна поднять вся партия. Это означало, что данный проект становится первоочередным для Советского Союза, и отвечать за его осуществление будет вся партийно-государственная номенклатура, как отвечала она в 1930-е гг. за коллективизацию и индустриализацию. Атомный проект стал первым проектом тотальной послевоенной мобилизации всех ресурсов страны. Советская атомная бомба создавалась в обстановке повышенной секретности, и проект этот оказался невероятно дорогостоящим. Руководителям военной промышленности, таким как Дмитрий Устинов, Вячеслав Малышев, Борис Ванников, Михаил Первухин и еще сотням других, пришлось вернуться к тому образу жизни, который они вели во время войны против Германии — без сна и отдыха. Многие участники проекта позже сравнивали свою работу с боями на фронтах Великой Отечественной войны. Как вспоминал один из очевидцев, «работы приняли грандиозный, сумасшедший размах». Вскоре были запущены еще Два грандиозных оборонных проекта: по созданию ракетной техники и по строительству системы противовоздушной обороны{126}.
Среди американских историков до сих пор ведутся споры о мотивах, побудивших Трумэна принять решение сбросить атомные бомбы на японские города. Ряд ученых считают, что Трумэн сделал это не столько для того, чтобы выиграть войну и сократить американские потери, сколько для того, чтобы поставить на место Советский Союз{127}. Как бы там ни было, атомная бомбардировка произвела неизгладимое впечатление на советское руководство. Все тревожные сигналы, поступавшие до сих пор в Кремль, обрели теперь отчетливые контуры реальной угрозы. Соединенные Штаты все еще оставались союзником СССР, но кто мог гарантировать, что в ближайшем будущем они не станут опять его противником? Внезапный рассвет ядерной эры, наступивший в самый разгар советского триумфа, усугубил состояние неопределенности, царившее в умах советских людей. Власть Сталина покоилась на революционных мифах и страхе Большого террора, но также и на мистическом авторитете, который он один умел внушить советским бюрократам, военным и миллионам простых советских людей. Только Сталин мог защитить страну от новой угрозы извне. Хиросима заставила советских руководителей сомкнуть ряды вокруг вождя, пытаясь скрыть за фасадом показной бравады тревогу о будущем{128}.
Правящая верхушка также надеялась, что под руководством Сталина Советский Союз не упустит плоды своей великой победы и сможет построить завоеванную жизнями миллионов «социалистическую империю». Что касается простых советских людей, обескровленных многолетней бойней и измученных тяготами послевоенной мирной жизни, то им оставалось лишь верить в безграничную мудрость кремлевского вождя и молитвенно заклинать: «Лишь бы не было войны».
Глава 2.
СТАЛИН НА ПУТИ К ХОЛОДНОЙ ВОЙНЕ, 1945-1948
Я считаю верхом наглости англичан и американцев, считающих себя нашими союзниками, то, что они не захотели заслушать нас как следует… Это говорит о том, что у них отсутствует элементарное чувство уважения к своему союзнику.
Не пройдет и десятка лет, как нам набьют морду. Ох, и будет! Если вообще что-нибудь уцелеет. Наш престиж падает, жутко просто. За Советским Союзом никто не пойдет.
18 июня 1946 г. корреспондент Си-би-эс Ричард Хоттлет брал интервью у Максима Литвинова на его московской квартире. Американец был поражен откровениями старого большевика, бывшего наркома иностранных дел СССР. Хоттлет тщательно записал все, что он услышал, и вскоре эти записи через посольство США были доставлены в Вашингтон, где с ними ознакомился Трумэн и высшие чиновники Госдепартамента. Кремлевское руководство, по словам Литвинова, приняло на вооружение отжившую концепцию безопасности — за счет расширения контролируемой территории. Бывший нарком опасался, что эта концепция приведет СССР к столкновению с западными державами, к вооруженному противостоянию на грани войны{129}.
Решения Ялтинской и Потсдамской конференций Большой тройки не только узаконили границы советской сферы влияния в Восточной Европе и советское военное присутствие в Германии, но и придали законную силу советской экспансии на Дальнем Востоке, в Маньчжурии. Несмотря на растущее напряжение между западными державами и Советским Союзом, формат переговоров Большой тройки осенью 1945 г. еще оставлял руководству Кремля некоторые надежды, к примеру, на возможность получения репараций из западных зон Германии, на американские займы и расширение торговых отношений. Однако одновременно с продолжением переговоров с союзниками Сталин пошел на ряд шагов по расширению советской империи, которые были не только не согласованы с союзниками, но и испытывали на прочность терпение западных держав. Пессимизм Литвинова, понимавшего смысл этих шагов, был оправдан: поведение Кремля производило горючее для будущей холодной войны. Но почему Сталин остановил свой выбор на «отжившей концепции безопасности»? Какими расчетами и мотивами он руководствовался? В какой мере выбор Сталина был предопределен характером и состоянием советского режима?
Против «атомной дипломатии» США
Бомбардировка Хиросимы и Нагасаки нарушила расчеты Сталина. Стало ясно, что США могут достичь победы над Японией без полномасштабного вторжения на ее территорию. Опасаясь, что Япония может капитулировать до того, как СССР вступит в войну, Сталин отдал приказ советской армии вторгнуться в Маньчжурию на несколько дней раньше назначенного срока. Но именно это вторжение привело к тому, что война на Тихом океане закончилась еще скорее, чем хотелось бы кремлевскому вождю. Император Японии, опасаясь советского вторжения, поспешил принять американские условия капитуляции{130}. В большой спешке советские войска заняли всю Курильскую гряду, включая «спорные» и по сей день Кунашир и Итуруп. 19 августа, уже после объявления о японской капитуляции, Сталин еще планировал высадку советских войск на Хоккайдо. В письме к Трумэну он требовал согласия США на советскую оккупацию всей гряды Курильских островов. Более того, Сталин просил «включить в район сдачи японских вооруженных сил советским войскам северную половину острова Хоккайдо». Ссылаясь на историю японской оккупации Дальнего Востока в 1919-1921 гг., он писал Трумэну: «Русское общественное мнение было бы серьезно обижено, если бы русские войска не имели района оккупации в какой-либо части собственно японской территории». Трумэн признал за Советским Союзом право на Курилы, но решительно отказал Сталину в оккупации Японии. 22 августа Кремль отдал приказ отменить высадку на Хоккайдо. Американские войска оккупировали всю Японию, и генерал Дуглас Макартур фактически стал ее единоличным правителем. Принимать в расчет интересы советских союзников он не собирался{131}.