— Тогда что же вас тут держит?
— Больше мне идти некуда.
— Это неправда.
— Правда. Кроме вот этой комнаты, места на земле мне нет.
— Нет, дело вовсе не в этом. Вы — ужасный человек. Вы же совершенно о себе не думаете. Знаете, она мне однажды сказала, что вы всегда были с ней верхом чуткости, что ни разу не подняли на неё руки, что вы — положительный и интересный, но что время от времени ей вдруг становилось с вами страшно. Будто высиживаешь куриное яйцо, и вдруг тебе начинает казаться, что из яйца вылупится вовсе не цыплёнок, а змея. У женщин, знаете, шестое чувство, их не обманешь.
— Да… Она это и мне говорила. Но я до сих пор так и не понял, что она хотела этим сказать. Наверняка просто отчаялась во мне, как и ты.
— Она вас смертельно боялась.
— Нет, не боялась. Во всяком случае, пока мы ещё были вместе.
— Тогда, может, и не боялась. Ведь в то время вы были самым что ни на есть заурядным служащим. Но она раньше вас поняла, что с вами произойдёт. Почувствовала.
— Ничего со мной не произошло. Кем я был, тем и остался.
— Ошибаетесь. Очень даже произошло, причём как раз то, чего она опасалась. Вы сбросили себя в бездну. Знаете, что она мне про вас говорила? «Это он сейчас такой. Но может выкинуть что-то несусветное в любую минуту!»
— Глупости это всё…
Почувствовав, что девушка мне нравится, Яманэ отступил в сторону. Что же касается её — и это периодически проглядывало в её поведении — то девушку с самого начала интересовал он и только он. После того, как она почувствовала в нём перемену, это стало совершенно ясно. Она переполошилась. Попыталась было всё скрыть. Но было поздно. Яманэ вызвал меня в ресторан квартала Мориситатё в Фукагава и объявил, что отказывается от неё. Но мне стало от этого только тяжелее. Чувство, которое она испытывала к нему, обнажилось, стало ярче, беспокойнее. Если бы не моё тайное увлечение, Яманэ, наверняка, рано или поздно сдался бы под её напором. Но он подверг меня обстоятельному допросу, после чего сказал: «Неужели? Вы, в неё… Это… это просто замечательно! Мда… Но, раз вы питаете к ней такие чувства, мне, разумеется, придётся ей отказать». Прозвучало это так, словно моё чувство было скверной, которая испачкала её для него навсегда.
— Хотите знать, как она живёт сейчас?
— …
— Да ладно вам! Конечно же хотите, а? Вы же от неё без ума были…
Яманэ подвигал языком во рту, усмехнулся.
— Знаете, она однажды нашла у вас в комнате кинжал. Среди вещей в стенном шкафу.
— Кинжал? Не было у меня никакого кинжала.
— Да ладно вам, вы что, за дурака меня держите? Честное слово! Я и так всё прекрасно знаю. Что вы собирались убить его. А она видела и кинжал, и написанный вашей рукой текст, в котором вы на манер древнего самурая излагаете, отчего враг заслуживает смерти. Очень на вас похоже — вы же у нас большой любитель древностей.
— …
— От идеи убить его вы, как видно, отказались. Вместо этого вы столкнули в пропасть самого себя. И с тех пор так и живёте — загнали себя в угол и истязаете себя, день за днём. Иначе разве стали бы вы все свои силы тратить на такое? На дело, которое и вам кажется идиотским? Вон и хозяйка «Игая» то же самое говорит.
— Ты что, и с ней виделся?
— А как же? Говорит, мол, первый раз вижу, чтоб человек ради такой ерунды так потел. А вы куда, кстати, тот кинжал дели?
— …
— Послушайте, вы ведь и сами прекрасно понимаете, что есть работа, которую дано делать вам и только вам. Скажете, нет?
Разумеется, я понимал, на что он намекал. Но ответил ему так:
— Сейчас мне это не по силам. Пойми, Яманэ, я — просто недоумок. Человек, потерявший своё место на земле.
— Это не так.
— Думаешь, твои слова дойдут до меня? До такого, каким я стал сейчас?
— Да что вы ноете, честное слово! Не дитя же!
— Я не ною. И не в чем не раскаиваюсь.
— Вы действительно так думаете?
— Ага. И живу, как видишь, без забот.
— Что? Без забот? Да как у вас только язык поворачивается такое сказать!
— Да пойми ты, в конце концов: я в себе отчаялся!
— …
— И отказался от всего. За исключением, разве что…
— Вы глаза не отводите!
Я сердито взглянул ему в глаза.
— Послушайте, вы ещё пишете книги?
— Книги? Вот ещё!
Яманэ разочарованно прищёлкнул языком.
— Я вам вот что скажу. Вам остаётся только один путь — писать. В каждом человеке есть что-то, что нельзя утихомирить иначе. Хотя от писательства тоже толку мало. Писать — всё равно что ловить ситом луну со дна пруда.
— Глупости…
— Эх, вы! Зря я к вам приехал, честное слово, зря! Если вы больше не пишете, я с вами порву, так и знайте!