Стефания Данилова
Неудержимолость
Я бы хотела посвятить эту книгу:
Маме
Саше Кит
Ми Минор
Лукомке
Светотьме
Веронике
Вале
за неудержимолость в них самих
Поэтический шизофреник
А они дискутируют, снова меня ругая:«Почему ты вчера была громче, сегодня тише?Почему ты сегодня – одна, а вчера другая?Это кто-то вместо тебя говорит и пишет?»
Мой диагноз – поэтический шизофреник.Я не знаю, какое из альтер-эго завтравдруг откроет глаза.И первым из озаренийдля него станет то,что оно– это тоже автор,
говорить из меня – это все, что оно умеет.Ваше дело считать его правым или неправым.
И оно говорит, пока всё во мне немеет.И оно как никто имеет на это право.
Пусть одна будет грубой, другая поёт помягче.Третий влюбит в себя обеих случайных встречных.В этом хоре нет голоса, который бы был обманчив.Об актёрстве и лжи не может здесь быть и речи.
Каждой твари по паре; я – Ной своего ковчега:каждой твари по голосу собственному и стилю.Звукореж негодует на сорванном саундчеке,но уже и его сомнения отпустили,
что мои альтер-эго не так уж огнеопасны.Как сказать обо всем и сразу в одной личине?Как их всех отпустить, когда это так прекрасно —я мужчину могу понять, обретясь в мужчине?
Я могу быть вдовой, преступником и ребёнком,не закончив ни театралки, ни МХАТа, к счастью.Эквалайзер не подстрижёшь под одну гребенку.Плюс на минус дает звезду путеводной масти.
Право голоса, как известно, давно в кавычках.Но кто нам запрещает право многоголосья?
Мы идем на чистейший свет по дурной привычке.И за нами смыкается прошлое,как колосья.
Синий цвет
Я – синий цвет.Я – небо. Я – вода.Восток, платочек, птица Метерлинка,упавшая на платьице былинка.Я – то, чего Ты ждал.Иди сюда.
Я – иконопись,уайльдовский чулок,авантюрин,забвение и память!Я – тень, что опадает на чело,я – поцелуйбескровнымигубами!
Я– блюз, циан,берлинская лазурь,осенние есенинские строки!Я– сон.Я – ни в одном Твоём глазу.Я – взглядв Тебя,недремлющий и строгий.
Я – алкоголь,во мне процентов – сто,испей Меняи окажись со Мною!Я в наэлектризованном пальтоисполненанемойголубизною!
Я– море,я взволнована, заметь!Я – холст слепого импрессиониста!Я– лёд в бокале,пламеньи синистер!Еще не жизнь, но и уже не смерть.
Я– бирюза,сапфир,аквамарин,я – медный купорос, кобальт, индиго!Височной жилкой бьющаяся дико!Смотри в Меня!
Смотри в Меня!
Смотри!
Я самым синим пламенем горю —на мне горятТвои прикосновенья.
Прошу Тебя,остановимгновенье! —
– …Я из ТебяБессмертьесотворю.
Снег
московской квартире на Измайловской
и страху, который там
перебираю ворох бумаг, вещей,на коих лежит печать прошлогодней пылиэто – мои мертвецы, и они – священныкак минимум тем, что азбучно жили-были
эта открытка – аж из Владивостокаэтот конверт летел из Калининграда
в чем смысл письма, если оно жестокотем, что спустя полгодауже – неправда?в чем суть флакона, если духи в нем – духи,в чем соль еды,если она без соли?
что восстает под пальцами из разрухина пепелище сломанной антресоли?
я,из вещейвещая самой себе жестрашные сказки о прошлогоднем нектовоздух заходит в комнату стыл и бежев,напоминаяо возвращеньи снега
снег подрисован рядом из ниоткудаи засыпает кладбище шесть на девятья ничего не хочу,ничего не будуя ничего не могу с этим снегом сделать
найдены силы запаковать обратнописьма, тетрадки, старенькую мобилупусть они – ложь,но для меня-то – правда!запаковать обратно, зарыть в могилы
снег отступил на трех хромоватых лапахстукнул сентябрь на циферблате неба
у крови, былого и снега – единый запах
я больше не сплю.я жду возвращенья снега.
Первое осеннее письмо для
Прожить двадцать лет – и не видеть родимого города.Бродить в одиночку. С собой разговаривать матерно.За воздух держась как за ручку. Ведь мы же не гордые.Мы можем прожить до полтинника дома и с матерью,где пёс громко лает в прихожей, и кушать нам подано.Но всё же есть смысл обратиться к другой хрестоматии.
~ 1 ~