Если, конечно, ему не лень было поднять руку.
Может, ему и насмешки было для меня жалко.
— Я по-прежнему беспокоюсь о тебе, — сказал он. — Правда.
Это не так. Развод стирает все.
К сожалению, меня он стер недостаточно тщательно.
Я появилась снова, как застарелое пятно.
— Клэр, прошу тебя, это всего лишь трагическое стечение обстоятельств.
Его голос доносился словно издалека — воображение унесло меня прочь. Моей дочери Мелоди сейчас двадцать один, она только что окончила колледж. В этом альтернативном будущем она просит меня не волноваться по пустякам: «Ой, мам, ну ты типичная МО» — сокращение от «мать-одиночка». Затем сцена из прошлого: Мелоди снова восьмилетняя девчушка, играющая на берегу. Море сверкает в лучах солнца. Она зовет эти отблески бриллиантами.
Конечно, это странно — вот так перемещаться из прошлого в будущее, от реальности к иллюзиям. Иногда я «вспоминаю» будущее, как если бы оно случилось на самом деле. Прошлое и будущее смешиваются, словно краски на палитре художника. В такие моменты нереальным кажется только настоящее.
Для Саймона это очередное доказательство моего безумия. Так ему легче будет выстроить линию защиты.
Но я не могу лишать Мелоди будущего, пусть даже вымышленного.
Снова она. Плещется в бассейне, а Макс учит ее плавать. Все смеются. Вот Мелоди верхом на пони, а Макс держит поводья. Давно минувшие праздники: Мелоди открывает рождественские подарки, Макс по традиции разрезает индейку на День благодарения.
Мой муж Макс. Моя дочь Мелоди.
Раньше у меня была семья.
— Ты согласна, Клэр? — спросил Саймон. — Давай спишем все на… небольшой нервный срыв.
Это Саймон в образе кроткого и всепрощающего друга.
Я по-прежнему молчала. Он издал усталый протяжный вздох.
— Ты ведешь себя просто по-детски.
А теперь он разочарованный отец.
Сколько у него обличий?
Ава любит повторять, что мужчины — совсем как мальчишки, которые наперегонки несутся к обрыву. Им ни за что не сорваться в пропасть, считают они. Саймон тоже верит, что может спокойно ходить по самому краю.
— Клэр, ты меня слушаешь?
Мягкий заботливый голос. Можно подумать, он мой ангел-хранитель. Совсем как отец — оба делали вид, что переживают за меня. Как жаль, что я стала жертвой столь мрачных фантазий. Счастье не за горами, говорили они, просто избавься от этих зловредных иллюзий. Не зацикливайся, говорили они хором. Забудь о прошлом. Особенно о своих выдумках.
Порой кажется, будто их губы кружат возле моих ушей.
Они без конца повторяют: Это все ложь.
Иногда я зажимаю уши руками, только бы их не слышать.
Совсем как сумасшедшая.
Раз или два я даже кричала. Молча.
В своих мыслях.
Никто не услышит.
— Я не могу допустить, чтобы это повторилось, Клэр, — сказал Саймон. — Ни со мной, ни с тобой. И уж точно не с Шарлоттой или Эммой.
И напоследок его коронная роль: Саймон — великодушный защитник. Никогда не думает о себе. Всегда старается оберегать других. Раньше это были мы с Мелоди. Теперь это Шарлотта и Эмма. Всегда кто-то найдется, но ложь от этого не становится правдой.
— Прошу тебя, вспомни, чем это закончилось в прошлый раз, — говорит он.
Мы наконец-то добрались до точки, которой всегда заканчиваются подобные разговоры, — угрозы.
На первый взгляд она завуалированная и едва заметная, но меня она бьет наотмашь, будто пощечина.
С меня хватит.
— Ты помнишь, как выглядела Мелоди? — спросила я ледяным тоном.
— Это был несчастный случай, Клэр. Она села в шлюпку. Был шторм, и шлюпка перевернулась.
— А почему она вообще оказалась в шлюпке, Саймон?
Саймон разозлился.
Он никогда не ответит на этот вопрос.
— Я имею право на счастье, — сказал он твердо, с достоинством, будто рыцарь на страже священных законов. — Ты не сможешь мне помешать.
Он повесил трубку.
Я вибрировала, как камертон, по которому ударили изо всех сил.
Отложив телефон, я вышла во двор навстречу утреннему солнцу. Было жарко, на небе ни облачка. Яркий свет слегка успокоил мои разгулявшиеся нервы.
И вдруг я почувствовала себя неуютно — вся как на ладони, легкая мишень.
Беззащитная, точно олень в открытом поле.