Война между соседними группами — обычная практика шимпанзе — теперь перешла на племенной уровень. Племена, вероятно, сражались так же свирепо, как прежде группы, но внутри каждого племени правилом теперь стала кооперация.
Это основополагающее преобразование в социальной структуре, по–видимому, началось вместе с разделением предковых популяций, ведущих к шимпанзе и людям. Но моногамия, вероятно, не являлась значимой до появления человека работающего — Homo ergaster, около 1,7 млн лет назад. Это первый предок человека, у которого самцы были ненамного крупнее самок. Значительная разница в размерах между полами, как у горилл, указывает на конкуренцию между самцами и гаремную структуру. Разница в размерах уменьшается по мере того, как все большее распространение получает моногамия.
Учитывая отличия социального поведения шимпанзе от человеческого, нет причин сомневаться, что оно имеет генетическую основу. Обе линии — и шимпанзе, и человеческая — должны были унаследовать набор генов, регулирующих социальное поведение, и у каждого вида гены, отвечающие за социальное поведение, должны были эволюционировать по мере того, как социальная структура менялась в соответствии с условиями выживания общества.
Устройство общества шимпанзе, по всей вероятности, не слишком отличается от социальной структуры общих предков шимпанзе и человека. Но социальная структура человека за прошедшие 5 млн лет значительно изменилась. Так же, как физический облик менялся от обезьяны к человеку, радикальной трансформации подвергалось и социальное поведение человека: от групп, состоящих из множества самцов, как у шимпанзе, к моногамной системе. Есть все основания предполагать, что характерные перемены в человеческом поведении имеют генетическую основу — точно так же, как и физические изменения. А поведенческие изменения отражают адаптацию к меняющимся условиям среды. Представители человеческой линии покинули деревья, миллионы лет служившие приматам надежным убежищем, и научились выживать среди большего разнообразия возможностей и более серьезных опасностей. Эта чрезвычайно рискованная попытка потребовала полной перестройки стандартного социального поведения человекообразной обезьяны, и наиболее существенно изменился уровень кооперации особей.
Отличительное преимущество человека — кооперация
В некоторых ситуациях шимпанзе способны к кооперации, например когда собираются в боевые группы для патрулирования границ своей территории. Но они не заходят дальше минимального для социального вида уровня, у них мало инстинктивного стремления помогать друг другу. В дикой природе шимпанзе добывают еду каждый для себя. Даже матери–шимпанзе обычно отказываются делиться с детьми, которые с раннего возраста способны самостоятельно находить пищу. Когда матери все–таки делятся, то детенышу всегда достается кожура, скорлупа или наименее желанная часть пищи [3].
В лабораторных условиях шимпанзе тоже не делятся пищей по собственному желанию. За некоторым исключением, большинство экспериментов показывает, что у шимпанзе практически отсутствуют альтруистические проявления. Если шимпанзе посадить в клетку, где он сможет достать лоток с едой для себя или с такими же или меньшими усилиями лоток, дающий также доступ к еде соседу в клетке рядом, он вытащит любой из лотков: ему просто нет дела, получит его сосед пищу или нет. Да, он прекрасно сознает, что на одном из лотков есть порция еды, которую можно будет достать из соседней клетки. Если соседняя клетка пуста и шимпанзе дать доступ туда, он обычно вытаскивает лоток с двойной порцией. Шимпанзе поистине эгоцентричны [4].
Человеческие дети, напротив, изначально склонны к сотрудничеству. С самого раннего возраста они стремятся помогать другим, делиться информацией и участвовать в достижении общих целей. Специалист по возрастной психологии Майкл Томаселло изучал такую предрасположенность к сотрудничеству в ряде экспериментов с очень маленькими детьми. Он обнаруживает, что, если дети в возрасте 18 месяцев (1,5 года) видят, как незнакомый взрослый, у которого руки заняты вещами, пытается открыть дверь, почти все немедленно бросаются на помощь. Если взрослый делает вид, что потерял какую–то вещь, дети уже с годовалого возраста охотно показывают, где она.
Есть несколько причин предполагать, что стремление помочь, проинформировать и поделиться возникает у маленьких детей «само собой», пишет Томаселло, и это означает, что такое стремление врожденное, а не выученное [5]. Одна причина — в том, что эти инстинкты проявляются в очень раннем возрасте, до того как большинство родителей начинают учить детей вести себя социально приемлемо. Другая — в том, что помогающее поведение не стимулируется, если ребенка вознаграждать.