– Сережа.
– Что?
– Я понимаю вас… вашу… но за меня-то вы рады?
– Ладно, я скажу… Ты что, специально это? Делаешь, – поставил обратно. – Сейчас, когда мы только начали налаживать?
– Налаживать?
– Ты прекрасно поняла.
– …Мне приятно, точнее, я ценю, что ты делаешь, спасибо. Спасибо тебе за это. Но… я ведь тоже стараюсь, знаешь. И именно поэтому мне это нужно. – У Насти заперебирались пальцы. – Мне нужно пойти куда-то, поработать там, отвлечься. Не думая, как бы… подумать, точнее. Я же не говорю, что навсегда, что до пенсии буду там прям работать, да?
– Ну. Да, – тарелки обратно в руки[13]. – Ладно.
– Это ладно – ты как бы разрешил мне? Или смирился?
– Просто ладно, Насть.
– Ладно. …Ты так и не ответил.
– На что?
– За меня вы рады?
– Рады, рады. Рады мы за тебя. До усрачки.
– И Крис?
Сережа молчал. Насте показалось, что она слышала протяжный вздох, но не решилась бы сказать точно: Сережа включил посудомойку, и та загудела.
– Думаю, да. И Крис.
И тоже вышел из кухни.
Когда Настя завернула из коридора и вынырнула в гостиной – большой, обычно хорошо освещенной, но сейчас зашторенной, – Сережа с Крис сидели на диване перед телевизором, спиной к Насте. Смотрели на переливающуюся плазму в полстены.
– Ребят… А я торт приготовила, – наигранно весело сказала Настя.
Ребята к ней не обернулись.
И почему торт? В жизни торты не пекла. Даже не умела. А тут – нате.
– Эй… – неуверенно позвала Настя. Ее муж с ее дочерью неотрывно смотрели какой-то кислотно-яркий мультфильм. Обижаются, поняла она. – Ну чего вы?
Настя подошла к ним сбоку, тронула Сережу с Крис за плечо. Те повернулись к ней. Посмотрели на нее бессмысленными глазами.
От шока Настя уронила торт. С ума сойти, она и забыла, что принесла его с собой. Тарелка разбилась, и торт размазался по ковру, остался лежать небольшим кремовым сугробом.
Сережа с Крис смотрели на нее из-под сильно выпирающих лбов, глубоко посаженные глаза чуть косили, а рты приоткрылись.
– Вы на диагностику? – спросил Сережа.
Настя пятилась, хватая руками воздух, пытаясь ухватиться за что-то, чтобы не упасть. Под их взглядами она вре́залась спиной в стену. Нет, пыталась сказать она, какая еще диагностика, вы что, с ума посходили?! Боковым зрением уловила движение в зеркале и повернулась к нему. Из зеркала на нее смотрело такое же деформированное лицо, как у мужа и дочки, только – ее.
– Я… Наверное… – сказала она, чувствуя, что за нее говорит что-то другое, что-то снаружи нее, а то, что хочет сказать она, в слова не облекается. – Наверное, на диагностику, – а куда еще-то, получается?
– Все здесь на диагностику, – кивнула Крис.
– Садись, – сказал Сережа. – За нами скоро придут.
– Кто… придет? – спросила Настя, садясь рядом.
Муж обернулся:
– Ты.
Насте показалось, что она проснулась от сильного стука. Будто кто-то бешено колотил в дверь. Сердце быстро билось в груди, как мячик в трясущейся коробке. Настя привстала и через несколько секунд поняла, что в три часа ночи стучать в дверь некому.
Рядом посапывал Сережа. Она осторожно перегнулась через него и посмотрела на его лицо, повернутое к стене. Выдохнула. Всё было хорошо, лицо оказалось нормальное. Ну и конечно, а как еще? Просто сон.
Она неглубоко и медленно дышала, пытаясь успокоить сумасшедшее сердце.
– Это всё подсознание, – шепнула она зачем-то сама себе и продолжила мысленно: – Они переживают, вот и я переживаю. И снится. А что, может, действительно не надо было устраиваться?
Настя часто говорила сама с собой, спорила, рассуждала, объясняла сама себе. Любила и вслух – когда никого не было. И вот она уже несколько дней сама с собой спорила на тему возвращения в коррекционку. Ни одна сторона, видимо, не побеждала, но Настя для себя решила: раз влезла в это, значит, надо было. Значит, так лучше.
Всё, спи давай. Устроилась уже. И всё остальное устроится.
Или нет.
03
– Опять он с этой своей, экх, засиделся, – пыхтел Даня, паркуя на обочине массивный «Порше».
– Что? Кто? – не поняла Аня, звучащая из динамиков.
– Да Дима. С этой… Как ее… – заезжал задом, вставал прямо напротив школы; Диме оставалось пересечь тротуар, и он сразу упрется в машину. – Всё, я встал. Да с этой, воспитательницей, как ее там. Не воспитательницей, а…
– А, угу. Анастасия Александровна. Наша любимая. – По громкой связи-язви на весь салон автомобиля Анины насмешки звучали еще хлеще, чем в жизни.
– Вот-вот. Заебала уже, – Даня вспоминал все случаи ее мозготраханья ему и его жене. – Димы ни у школы, ни на телефоне. Хотя время уже…