Все посмотрели на далекий и будто безлюдный противоположный берег. Могучая река бурлила пенистыми водоворотами. Придется с ходу брать правый берег, пока враг не опомнился, пока там еще не везде вырыты траншеи, не везде поставлено проволочное заграждение, не утыкан каждый бугорок огневыми гнездами. Это понимал каждый — от седоголового капитана-сапера до совсем юного телефониста.
Тимофей Зведенюк хорошо запомнил, как готовили подручные средства переправы, — так называемые табельные средства с наплавными мостами и всем необходимым еще не подоспели. Целыми командами и в одиночку выискивали рыбацкие челны, пустые бочки, пригодные для плотов бревна, ворота, стаскивали в одно место, маскировали в зарослях ивняка и камыша. В этой немудреной работе приняли участие и жители разрушенных сел. Деды-рыбаки отдали бойцам свои затопленные в озерцах лодки, мальчишки без сожаления рассекретили свою трофейную «базу» — вполне пригожую плоскодонную баржу, спрятанную в пойменных зарослях.
Под вечер из-под только что освобожденной Полтавы на машинах подбросили четыре больших лодки, на Днепре было выловлено еще несколько немецких понтонов.
...С наступлением ночи вся «флотилия» двинулась к правому берегу.
Дивизионная артиллерия в полной готовности ждала сигнала, чтобы поддержать отважных десантников своим огнем.
Кроваво поблескивал Днепр в отсветах далекого зарева. Никто не оглядывался на оставленный берег. Все смотрели вперед и думали лишь об одном: скорее бы, пока враг не заметил и не открыл огонь, причалить и почувствовать под ногами землю...
Наконец стали видны обрывистые кручи. Теперь нужно изо всех сил налегать на весла, чтобы не снесло течением. Где-то здесь, немного ниже, должна открыться пойма небольшой речки-притоки.
Внезапно над кручей, которая уже отчетливо просматривалась впереди, взлетела осветительная ракета — и сразу же ударили станковые пулеметы. Началось...
Тимофей Зведенюк греб изо всех сил. Он сидел спиной к правому берегу и чувствовал себя совсем беспомощным и беззащитным.
Вдруг лодку тряхнуло, она вздыбилась, стала на корму и перевернулась. Тимофея чем-то ударило по голове, он погрузился так глубоко, что еле выбрался на поверхность. Когда немного пришел в себя, понял, что течение относит его от берега. Валы волн, поднятые взрывами, один за другим перекатывались через голову, не давали отдышаться, намокшая одежда сковывала движения.
В лицо ударила новая волна, потянула его вниз, в бурлящую пучину. Тимофей с трудом выбрался на поверхность и понял, что до берега он не доплывет. Все. У него уже нет сил. Это конец...
Вдруг кто-то схватил его за гимнастерку:
— Давай сюда, солдат... Держись, браток!..
Его вытащили на плот.
Неподалеку разорвался снаряд, и плот затрясло так, будто он стоял на крупах одичавших лошадей.
Опасаясь, что снова окажется в воде, Тимофей отполз от края.
— Так ты ж совсем исправный: и руки и ноги на месте, — сказал солдат, только что спасший его.
Голос показался очень знакомым. Но то, о чем подумал он, было таким невероятным — похожим на болезненный бред.
Вдруг гребец, который орудовал длинным, вставленным в высокую уключину веслом, вскрикнул и упал на плот.
— Зведенюк, к веслу! — прозвучала чья-то команда.
Тимофей и его спаситель одновременно кинулись к веслу, заняли место убитого. Теперь при неугасающих вспышках Тимофей отчетливо увидел лицо отца. Вот таким, как сейчас, он не раз видел его в доменном цехе. Это было в далеком, как детство, приморском Жданове. Только тогда отец держал в руках не весло, а длинный, как пика, лом, которым пробивал летку, и из нее, словно из автоматного ствола, брызгали искры...
С левого берега ударила наша дивизионная артиллерия, на правом берегу тяжело заухали разрывы.
В темно-синем, аж черном небе гудели вражеские самолеты, сбрасывали на десантников бомбы. А с крутого берега строчили и строчили немецкие пулеметы, прошивая ночь огненными швами.
Тимофею вдруг стало страшно за отца, ведь только что был убит на этом месте гребец. И он стал перед ним, защищая его собой.
— Тимка?! — в радостном удивлении крикнул отец и, не выпуская из рук весла, не переставая грести, прижался своей небритой щекой к такой же колючей щеке сына. Так и гребли они в паре, согревая друг друга горячим дыханием...
Они не виделись около двух лет и ничего не знали, не слышали друг о друге. Теперь вот встретились. И при каких обстоятельствах! Такое случается только в сказках.
— Как там мама, отец?
— Где-то за Волгой...