Так было до вчерашнего дня.
А сегодня Иван Александрович в квартире один. В гардеробе висит одежда Оксаны, на кухне — еда; сваренная Оксаной, настольные часы, неделю назад заведенные ею, продолжают отсчитывать время, а ее нет.
«Почему же до сих пор никто не звонит?» — нервничал Павлий.
Чтобы не чувствовать себя совсем одиноким, включил радио. Шла передача о Вселенной. Ученый-астроном говорил спокойно, уверенно, словно все те галактики создал сам. Он назвал несколько звезд-солнц, назвал их величину, силу светимости, пояснил, как путем сложных расчетов удается установить их отдаленность от Земли.
— Некоторые звезды от нас так далеко, что когда какая-нибудь из них погаснет, ее свет еще долго виден на Земле…
«Как это можно видеть погасшее светило? — задумался Павлий. — Абстракция какая-то. Но ведь так оно и есть на самом деле». Он попробовал восстановить в памяти картину звездного неба. Сначала не удавалось. Перед внутренним взором стояла необъятная чернота, глубокая, отпугивающая. И вдруг будто кто-то включил рубильник — в небе, в созданном его воображением небе, вспыхнули тысячи звезд. Он увидел их совсем близко. Увидел, что у каждой звезды разный цвет, что каждая имеет не одинаковую силу светимости и что все они не застывшие, а в движении, плавном торжественном движении: они вращаются, плывут...
Павлий почувствовал головокружение, опустился на стульчик около рояля. Он только что видел свет погасших звезд...
Осторожно коснулся пальцами клавишей. Когда-то он немного играл. Но сейчас звуки рождались неуверенно, были какими-то расплывчатыми.
Нет, он не может больше ждать телефонного звонка, терпение его кончилось.
Павлий решительно встал, подошел к гардеробу, надел пиджак и шляпу, взял тонкую металлическую палочку — своего «проводника». И в этот момент зазвонил телефон. Натыкаясь на мебель, Иван Александрович подбежал к нему, схватил трубку:
— Я слушаю.
Нет, это не тот звонок, которого он ждал и боялся. Это звонил парторг института, напоминал о собрании, которое должно состояться вечером.
Иван Александрович, вздохнув, положил трубку, вышел из квартиры.
Одиннадцать ступенек — площадка, одиннадцать ступенек — площадка... Всего с пятого этажа до первого восемь площадок, восемьдесят восемь ступенек. Он, правда, уже давно не считает их. Сначала, пока непривычная тьма была особенно черной, считал. Теперь каким-то неизвестным раньше, а ныне разбуженным чувством угадывал, где он находится, когда нужно повернуть, когда остановиться.
В правой руке — тонкая металлическая палочка. Привычно постукивает ею по цементным ступеням, и она звучит как камертон. Левая рука скользит по отшлифованным перилам. Когда идешь против окон, поверхность перил теплая — нагрета солнцем, а повернешь к дверям квартир — холодная.
Ступив на площадку третьего этажа, услышал, как отворилась слева дверь.
— Добрый день, Иван Александрович! Хотите, я пойду с вами?
Это Сережа, ученик четвертого класса. Его отец работает машинистом на паровозе, часто ходит в далекие рейсы, и мальчик скучает без отцовской ласки, без мужского участия. А с ним, с Павлием, ему интересно, он чувствует себя рядом с ним совсем взрослым. И каждый раз, услышав на ступенях вызванивание металлической палочки, Сережа выскакивает на площадку и предлагает совместную прогулку.
— Иван Александрович, а правда, что можно видеть свет погасшей звезды?
Значит, Сережа тоже только что слушал радио.
— Ученые говорят, что можно.
— Как же это?
— Когда вернусь, попробуем разобраться.
— Так я с вами пойду...
— Нет-нет, Сережа, спасибо. Сегодня я хочу сам.
Одиннадцать ступенек — площадка, одиннадцать ступенек — площадка...
На дворе по-летнему тепло, солнечно.
Павлий подставляет лицо под горячие лучи, и ему снова кажется, что он видит небо. Только сейчас оно какое-то необычное: светлое, ослепительное, а солнце почему-то маленькое, как донышко бутылки, и черное.
На детской площадке — веселый шум. Поскрипывают качели. Где-то неподалеку шуршит развешанное на веревке белье. Воздух пахнет расцветшей акацией, сиренью.
Иван Александрович идет асфальтовой дорожкой, постукивает перед собой палочкой. Малыши на велосипедах съезжают с тротуара и долго смотрят ему вслед, пытаются ехать вслепую. Кто-то падает — смех, шум.
А Павлий идет, как зрячий.
Подойдя к мостовой, останавливается. Мимо него громыхают грузовые машины, тихо проносятся легковые, с треском проскакивают мотоциклы. Все это ему кажется грозной сплошной лавиной, которую ни остановить, ни переждать.