Сосед, переждав грохот грома, стал не спеша рассказывать, как ему под огнем орудий пришлось когда-то переправляться через Днепр.
Те места на Днепре были знакомы Шепилю. Несколько лет назад он, тогда еще совсем молодой, работал там на строительстве ГЭС. Память, наверное, на всю жизнь сохранит тот день и ночь, когда перекрывали проран.
Целые сутки шоферы не вылезали из кабин. Казалось, что руки срослись с баранкой, а ноги с педалями и что не в кузов, а на собственные плечи они брали многотонный груз, несли до прорана, сбрасывали в бурлящую воду и спешили за новым грузом...
Сергей не заметил, когда сосед уснул, а может, просто умолк, вспоминая что-то далекое.
За окном яростно бушевала гроза, тоскливо шумели ели, грохотал камнями горный поток.
«Не завидую тем, кто сейчас в дороге, — подумал Сергей и вспомнил товарищей по автопарку. — Завтра же с утра напишу им письмо».
Пожалел, что не может написать и Мирославу Василику. Забыл взять у него адрес. Но разве ему тогда до адреса было? Пришел он в себя только на солдатском кладбище. Забрался на самую вершину горы, глянул вокруг, и собственные неурядицы показались такими мелкими, ничтожными, что даже стыдно стало. Пришла уверенность, что все, как говорил редактор, прояснится.
И прояснилось. Все неприятности теперь позади. Впереди — блаженство, отдых.
Засыпая, снова вспомнил Мирослава: «Как он сказал?.. «Когда берешь пассажира, то берешь и его багаж...» А я вышел из автобуса, а свой багаж — свои хлопоты — оставил Мирославу. Завтра нужно забрать... Обязательно...»
Сергею казалось, что он только что сомкнул глаза, а уже пора вставать.
— Подъем! Подъем! — басил сосед по палате. Еще стройный, мускулистый, он стоял перед открытым окном и делал зарядку.
На небе ни одной тучки. Словно гроза и ливень приснились Сергею. Он не спешил вставать. Смотрел в окно любуясь голубым небом, далекими горными перевалами, прислушивался к разноголосому птичьему щебету.
В палату вошла дежурная сестра:
— Вы, больной, вчера вечером прибыли?
Начался осмотр, хождение по врачам...
Сергей все беспокойнее посматривал на часы. Наконец перед обедом выдалось свободное время. Наспех одевшись, он заторопился к воротам санатория.
— Куда это вы? — окликнула его во дворе сестра.
— Я должен встретить автобус из Львова. Вчера я ехал этим автобусом и забыл свой багаж... Нужно забрать.
Шепиль чуть ли не бегом спустился по крутому склону. Еще издали услышал шум Латорицы. Сегодня после дождя вода, пенистая и мутная, бушевала во всю свою силу, кипела, выблескивала под солнцем, словно тысячи быстрых, как молния, форелей.
Вдруг тишину пронзила знакомая сирена.
Сергей напрямик бросился к трассе. Из-за поворота вынырнул красный автобус. Ветровое стекло блестело в лучах солнца, и трудно было разглядеть, кто сидит за рулем. Но Шепилю казалось, что он отчетливо видит и форменную фуражку, и улыбку на обветренном лице Мирослава.
На этот раз Сергей не поднял руку. Он хорошо знал как тяжело останавливать машину на такой большой скорости, да еще на крутизне. К тому же Василик сегодня, наверное, опаздывает: не может быть, чтобы ночной ливень не натворил бед на трассе. Так что не следует задерживать человека. Пусть только увидит, убедится, что с его пассажиром все в порядке.
Однако автобус сбавил ход. Остановился. Из кабины высунулся Мирослав:
— Ну, друже, порядок?!
— Порядок.
Вот и весь разговор о вчерашних хлопотах. Да и что говорить о том, что миновало, как выбоина на дороге.
— Не размыло трассу? — спросил Шепиль.
— Там, за перевалом, дождя не было, а долину здорово прихватило. Ну, будь здоров, дружище. Молодчина, что вышел...
Автобус тронулся и вскоре исчез за поворотом.
Сергей не спешил возвращаться в санаторий. Еще чего-то ждал. И дождался.
Где-то далеко внизу зазвучала знакомая сирена.
Сергей слушал ее, словно чарующую музыку органа.
Живая трембита
От Ужгорода автобус мчался зеленым межгорьем к Яремче — вез туристов-«дикарей».
Семья Петриков села в автобус в Хусте, где у них была двухдневная остановка. Теперь собирались задержаться в Рахове и Ясинях. Так спланировали свой путь еще дома. Однако, миновав Виноградово, утомленный дорогой пятнадцатилетний сын Лесь неожиданно заупрямился, захотел ехать прямо до Яремчи. Уставшая и всегда стремившаяся к миру в семье Ксения Ивановна поддержала его. Отец был недоволен: он не любил, когда «семь пятниц на неделе». Но, чтобы не ссориться с женой и сыном, дал в конце концов свое согласие.
Все трое ехали молча. Каждый чувствовал себя обиженным. Дорога казалась скучной, утомительной.