Над горами ударил гром, по долине покатилось эхо. А Лесю казалось, что это стонет живая трембита старого гуцула.
Буки-братья (Карпатские этюды)
Хозяева и гости сидели за накрытым столом под терпко пахнущим грецким орехом. Верхушка развесистого дерева еще освещалась лучами заходящего солнца, а под широколистными ветвями уже сгущались сумерки.
Молодая симпатичная Люся Иордан, прилетевшая час назад вместе с мужем из Киева в это предгорное местечко, чтобы завтра отправиться в поход по Карпатам, артистично жестикулируя красивыми выхоленными руками, убедительно, будто делилась собственным опытом, пересказывала женщинам вычитанные из польского журнала правила, как надо ухаживать за детьми и воспитывать их. На журнал она конечно же не ссылалась.
Люсю благосклонно слушали, хотя все хорошо знали, что собственного материнского опыта у нее нет никакого. Матерью она, правда, стала еще в студенческие годы, но сын Юрасик, как только у него прорезались первые зубки, перешел в бабушкины руки и воспитывается у нее без всяких журнальных предписаний. Однако милой говорунье никто об этом не напоминал, никто ее не укорял.
Мужчины вели разговор о завтрашнем походе в Карпаты. Он протекал более оживленно, чем у женщин. Они спорили, каждый отстаивал свое мнение.
Роман Иордан, молодой врач и заядлый турист, предлагал пойти по нехоженым дорогам — без гидов и путеводителей.
Хозяин дома, пятидесятишестилетний Прокоп Шуляк, бывший партизан-ковпаковец, считал, что если уж зятю Олексе и его приятелю Иордану захотелось десяток дней походить с женами по горам, то нечего слоняться окольными путями. Единственный, по его мнению, заслуживающий внимания маршрут — это партизанские пути-дороги. Ими и он бы еще раз прошелся, вспомнил бы свою боевую молодость.
— Так ли я говорю, сват? — повернул он голову к Касьяну Марковичу Тернюку, своему ровеснику, в прошлом тоже фронтовику, а теперь учителю.
— Каждому, Прокоп Давыдович, не безразличны дороги, которые прошагал, — уклончиво ответил Тернюк. — Нам с вами свои, а им — свои.
Его сын, Олекса, одобрительно усмехнулся в отпущенную на лето бороду.
Прокоп Шуляк перехватил усмешку зятя, решил поддеть его.
— Какие там у них дороги?.. Им еще не грех походить нашими. А вам, сват, не стоило бы подпрягаться к ним. Или, может быть, и вам захотелось нехоженых дорог?
И тут Касьян Маркович неожиданно для всех сказал:
— Не скрою: если бы они приняли меня в свою компанию, то я с радостью тоже пошел бы в поход. Я же еще никогда по-настоящему не был в горах...
Прокоп Давыдович воспринял его слова как шутку. Олекса Тернюк искренне обрадовался желанию отца. Роман Иордан отнесся к намерению учителя предвзято: ему, опытному путешественнику, казалось, что для пожилого Касьяна Марковича дорога по горам может оказаться непосильной. Он не сказал об этом вслух, но учитель интуитивно угадал его опасение. Импульсивная и компанейская Люся в бурном восторге заявила: «Это же здорово!» — но, заметив на лице мужа кисловатую усмешку, примолкла. Валя, жена Олексы, почувствовала вдруг себя виноватой: как же это ни ей, ни Олексе не пришло до сих пор в голову пригласить отца в поход? Ведь он уже не раз в разговорах высказывал сожаление, что никогда не был в горах. Жене Касьяна Марковича Марине не очень-то хотелось отпускать мужа, но, защищая его престиж, она, когда присутствующие пожелали услышать ее мнение, сказала:
— Если человеку хочется, пусть идет...
Это и решило дело.
— Ну, сват, давайте выпьем за ваш поход, — сказал Шуляк и сердито стукнул своей рюмкой о рюмку Тернюка. — Хотя, откровенно говоря, я толком не пойму: для чего вам те горы?! Ну, когда уж вам так крайне хочется — идите, идите... Выпьем же!
Все выпили. Только Роман Иордан чокнулся со всеми рюмкой, подержал ее в руке и полную поставил на стол.
— Я перед походом никогда не пью, — сказал он. — И вам, Касьян Маркович, не следовало бы, если вы не передумали идти с нами.
Щуплый, небольшого роста, похожий на мальчишку Иордан раздражал захмелевшего хозяина нескрываемым стремлением уже здесь, за столом, взять руководство над завтрашними спутниками. Ну, над зятем — ладно: Олекса только что закончил медицинский институт, и Роман обещал устроить его к себе в клинику. А по какому праву он командует сватом? То, что Иордан хорошо оперирует своих пациентов, не причина для того, чтобы заноситься. Сват — заслуженный учитель, а он, Прокоп Шуляк, — старший электротехник всего санаторного комплекса, у него, можно сказать, в руках выключатель от здоровья сотен больных. Но ни он, ни сват не бравируют этим, не поучают, как себя держать за столом. Однако брать под защиту свата не стал. Только сердился, что тот, приехав погостить, надумал вдруг идти в горы. Хотя стоит ли осуждать его. Человек всю жизнь прожил в степи, по морю плавал, за облаками летал, а горной крутизны еще ни разу не изведал. А ведь к ним обоим уже приближается та невеселая пора, когда можно будет идти только вниз, а вверх — разве что глазами.