Он только помнил, что тогда стояла теплая лунная ночь. Горы, поросшие буковыми лесами, гремели неутихающим эхом железного потока, который катился не сверху, а вверх. Дорога поднималась все выше и выше. Когда выскочили на перевал, перед глазами в серебристом мареве замаячили горные вершины, далеко внизу в долине, неясно, как сквозь прозрачные, но глубокие воды, просматривались притихшие, без единого огонька села и городки. Горные ручьи отражали лунный свет, и казалось, что это не вода падает с крутизны, а тянутся вниз извилистые тропы, выложенные белым блестящим кафелем... Все это мелькнуло перед глазами мимолетным видением и тут же исчезло: все снова заслонили леса...
«Интересно, какие же это все-таки были горы: Судетские или Рудные?» — уже засыпая, подумал Касьян Маркович.
Их поход должен был начаться от Торуня. Не от того древнего польского города Торуня на Висле, где родился великий Коперник, а от небольшого горного селения в Карпатах около мелководной речки Рика, вдоль которой стелется автомагистраль на Межгорье.
До Торуня они планировали добраться рейсовым автобусом — львовским или стрыйским. В худшем случае — попутными машинами.
...К автобусной станции их провожала жена Касьяна Марковича Марина и Прокоп Давыдович Шуляк.
Роман с Люсей, привычно согнувшись под набитыми рюкзаками, сразу же взяли походный темп. Касьян Маркович и Прокоп Давыдович шли следом за ними. Марина с сыном и невесткой немного отстали.
— Вы ж там жалейте отца, — вздохнула Марина. — Не забывайте, что ему не двадцать. Ну, вот... у меня уже и одышка... — Она остановилась, виновато усмехнулась.
— Вы не тревожьтесь за Касьяна Марковича, он у вас герой, — начала успокаивать ее невестка. — Ничего с ним не случится. Смотрите здесь за нашим сынулей, а то это такая шкода — жуть! Следите, чтобы Костик не пил воды из того крана, что в саду для поливки. Насосется еще холодной, и будет болеть горло...
— Костика я уберегу, но и вы там все берегите себя. — Марина издали следила за мужем. С рюкзаком за плечами, обряженный во все чужое, он был неузнаваем. — Может, в дороге будет удобный случай, то напишите открытку.
Слова матери звучали для Олексы как привычное с детства напутствие в дорогу. Тому, кто остается дома, почему-то всегда кажется, что он в полной безопасности, а вот отъезжающим нужно всего остерегаться. Олексу не пугала дорога. Не боялся он и за отца. Смутила усталость матери. Правда, это тоже было привычным: мать всегда утомляла быстрая ходьба и самые малые подъемы.
Распустив веер водяных струй, посреди улицы проехала поливочная машина. На мокром асфальте, как в тихой реке, отразилось зарозовевшее на востоке небо, ветви придорожных деревьев, еще сонные дома с закрытыми окнами. Чистая, безлюдная улица наполнилась свежестью, ароматом скошенной травы, нежным запахом ночной маттиолы. Казалось, в такое погожее утро ничто не способно огорчить человека.
А между тем туристов уже на станции подстерегали первые неприятности: львовский автобус прибыл, скоро должен отправиться на Межгорье, но в нем не было ни одного свободного места.
— Мы будем стоять! — крикнул Иордан водителю.
Тот пожал плечами: мол, я не против, но есть старше меня, обращайтесь к ним.
Диспетчер, молодая женщина в белой кофточке, с красной повязкой на левой руке, была доброжелательно неумолима:
— Ждите, мои золотые, ждите. Скоро придет другой автобус. Там будете иметь плацкарту.
— Не нужно нам плацкарта. Посадите в этот автобус, — сказал Касьян Маркович, рассчитывая своим внушительным видом произвести впечатление.
— Йой, это невозможно, — покачала головой диспетчер, увидев в автобусе дорожного ревизора. — Как я вас посажу, если там сполна, даже есть лишние... Я же не имею права принудить водителя.
— Водитель возьмет, — уверенно произнес Иордан.
— Да, возьмет, когда я скажу. Должен взять. Но я, золотые мои, не скажу. И не добивайтесь.
— Почему же?
— Какие вы любопытные, — засмеялась диспетчер. — Не скажу, и все.
Она только что сменила напарницу и еще была в хорошем настроении, а может, и вообще имела веселый характер.
Вскоре пришел другой автобус. И снова — ни одного свободного места.
— Вот какая ваша обещанная плацкарта? — упрекнул Касьян Маркович диспетчера.
Женщина не обиделась. Она оставалась все такой же неизменно доброжелательной и вся просто светилась под утренним солнцем.
— Это я так всем говорю, — доверчиво призналась. — Не думайте, что только вам. Я не люблю печалить людей. Какая мне от этого радость?.. И вам, думаю, легче было провести эти полчаса в покое и надежде. А скажи вам правду, вы бы, золотые мои, и сами бесновались, и из меня вытрясли бы душу. Не так ли? Ну, идите уж, садитесь, не то и этот поедет без вас. Скажите водителю, что я ничего не вижу, ничего не знаю, что я отвернулась.