Она непринужденно засмеялась и, переглянувшись с водителем, действительно отвернулась.
Первой в автобус вошла какая-то по-праздничному одетая женщина.
— Ну так как, возьмем этих людей или не возьмем? — обратился водитель к пассажирам, будто и в самом деле считался с их мнением.
Кто же откажется быть соучастником добрых дел?
— Возьмем! — раздались голоса.
Пока размещали вдоль прохода рюкзаки, автобус отошел. Касьян Маркович не успел даже попрощаться ни с женой, ни со сватом и теперь укорял себя. Марина, конечно, не обидится, но это опечалит ее, прибавит суеверной тревоги на все время его похода.
— Сразу видно, что в одиночку вы путешествуете не часто, — тихо сказала по-праздничному одетая женщина, которая первой вошла в автобус.
Тернюк удивленно посмотрел на нее. Нет, женщина не смеялась. Казалось, даже сочувствовала, видя его озабоченность.
— Это правда. Мы с женой всегда и всюду вместе, — сказал он. — А как вы догадались?
— Люди говорят: кто не любит сидеть дома с женой, тот охотно с ней прощается. И делать это никогда не забывает.
— Очень может быть, — вздохнул Касьян Маркович. — Очень может быть... Хорошо подмечено. Я как-то не задумывался над этим.
— А это не мое открытие. Так говорят люди, — то ли извиняясь, то ли оправдываясь, пожала плечами женщина.
«Интересно, кем она работает? Учителем? Нет, своих коллег я распознаю безошибочно. Вот занимать какую-то руководящую должность районного масштаба эта женщина могла бы. Только, наверное, тоже нет. Ей не хватает присущей для руководителя твердости, властности. И потом, эта не магазинная, а домашней работы вышитая кофта. И в глазах какая-то детская восторженность...»
— А вы, наверное, учитель? — прервала его мысли женщина.
— Угадали.
— И, наверное, издалека?
— Из Донбасса.
— Да, да, я сразу заметила, что вы учитель и издалека... В школьные годы я тоже мечтала стать учительницей. А потом пришлось по душе другое. Каждому что-то одно милее всего.
— И кто же вы? Думаю, что не врач.
— Конечно нет. Для такой работы я очень жалостливая. Какой бы из меня был врач? Разве что сестра милосердия. Я — агроном. А вы, значит, приехали посмотреть наши края? И, наверное, впервые здесь?.. Ну, и как вам?
— Хорошо.
— Ой, как хорошо! Не знаю, как вам, а мне здесь милей всего. Собственно, не совсем здесь, а дальше — в горах!
— Вы где-то там живете?
— Если бы, добрый человек... Я только родилась там, росла до десяти лет, а потом началась война — погнала нас на восток. Отец мой еще до воссоединения был коммунистом — нельзя было и нам с мамой оставаться здесь на верную смерть. Потом, после войны, мы все же возвратились сюда, но уже без отца. Он погиб на фронте... Мы с мамой, конечно, бедствовали, как и все в то время, но выжили. Государство помогало, родственники. Со временем меня взял дядя в Харьков. Там я училась, окончила школу, институт, там и вышла замуж. А на работу нас послали на Херсонщину... Здесь же у меня мать и сестры...
Автобус давно уже выехал за околицу курортного местечка, миновал дубовый лес и теперь мчал открытым межгорьем. Впереди в сизом утреннем тумане виднелись величавые далекие горы.
— Вот они! — воскликнула агроном и по-приятельски коснулась рукой плеча Тернюка. — Вон они, мои родные!
Олекса и Валя переглянулись, удивляясь такому неожиданному знакомству.
Роман Иордан, сняв очки и щурясь от яркого солнца, смотрел в окно. Ему хотелось курить, а еще больше хотелось поскорее добраться до Торуня. Люся сидела рядом с ним на рюкзаке с закрытыми глазами. Время от времени она доставала из кармана рюкзака печенье и с аппетитом хрустела им.
Автобус катился еще по равнине, но горы были уже недалеко. Можно было даже рассмотреть черные полосы ущелий.
— Вы, наверное, часто здесь гостите? — спросил Касьян Маркович агронома.
— Если бы, добрый человек. К сожалению, нет, — охотно отозвалась попутчица. — Далеко не часто. И то больше — зимой, когда земля отпускает агронома от себя. — Она помолчала, неизвестно чему усмехнулась. — Этим летом за многие годы впервые... И то благодаря болезни. Лечусь я здесь. А сейчас отпросилась у врачей на субботу и воскресенье. Посмотрю вот на родные горы в зеленом убранстве — может, быстрее выздоровею. Они ж мои доктора, они ж мои лекарства.