Кто-то выводил припевки:
Тернюк посмотрел на овчара. Прищуренные глаза гуцула блестели. Седые усы, серые пряди длинных волос, выбившиеся из-под шляпы, белели, как листья серебристого тополя. Испещренное глубокими морщинами лицо было мужественным и ясным, как осенние горы под солнцем. И одежда на нем была, оказывается, не черной, а какой-то зеленоватой.
Овчар передернул плечами, стукнул палкой о землю. Задиристый певец будто специально для него пропел:
Овчар протиснулся вперед. Его увидел хозяин дома, подал знак рукой музыкантам, чтобы они перестали играть.
— Иой, дорогой сосед, можно ли так задерживаться! А я уже думал, что вас волки задрали, — сказал он весело, затем подошел к овчару, протянул ему чарку: — Скажите, Илько Федорович, до моих детей слово.
Овчар снял шляпу, пригладил седые волосы, поклонился молодым, взял чарку.
— Дети наши милые, усадьба Рошков и усадьба Шулупатых испокон века, с деда-прадеда стоят не размежеваны: ни жерди, ни палки между нашими усадьбами нет. И никто не помнит, чтобы у нас была когда-нибудь ссора за птицу или скотину. О нас говорят, что мы родственники, что мы одна семья. Так вот и слушайте меня, дети, как своего родственника. Желаю тебе, файный молодец, и тебе, красна девица, доброго здоровья и щастя на много лет. Любите друг друга верно и живите по правде. И пусть не испытаете на своем веку той бури, от которой люди гибнут в смертных омутах, как те овцы в водах...
Когда он выпил за молодых, хозяин пригласил его к столу. Музыканты снова начали было играть, но теперь их остановил овчар:
— У нас издавна говорят: если на свадьбу или на крестины заявится кто-то издалека — это к счастью. Имеем и мы такого красного гостя. Пусть же, люди, и он молвит слово.
Касьян Маркович и в мыслях не держал, что здесь, в горах, ему придется произносить речи.
Усталость словно водой смыло. Взял из рук хозяина чарку и тихо сказал.
— Дорогие товарищи! Я действительно приехал к вам издалека. Я живу на Донбассе. Но в наших краях такие же, как и у вас, приметы, одинаковые с вами мечты и одна мера человеческому счастью. Ничто нас не рознит, ничто не разделяет. Разрешите и мне поклониться молодой чете, новой семье, и от чистого сердца пожелать им безграничного, как наши степи, и долговечного, как ваши горы, счастья.
Слова Касьяна Марковича пришлись людям по душе. Его усадили за стол.
Заиграла музыка, снова закружили танцоры. После второй чарки Тернюк уже не чувствовал себя стесненным и стал рассматривать сидевших за столом людей. Вдруг увидел попутчицу-агронома, улыбнулся ей. Но поговорить не успел. Пришли новые гости — группа лесорубов, пришли прямо с работы.
Один из них, уже в летах, но еще по-молодому крепкий и статный, увидев агронома, на мгновение замер, потом ойкнул, качнулся вперед. Женщина встала, подбежала к нему.
Музыканты прекратили игру.
— Добрый вечер, Юстынько!..
— Вечер добрый, Иванку!..
И ни слова больше.
За столом стало так тихо, что даже слышно было, как шумит по камням под горой речка.
— Извините меня! — лесоруб снял шляпу, поклонился молодым. — Счастья вам...
Хозяин подал чарки лесорубам.
Иванко выпил, тряхнул покрытой инеем буйной шевелюрой:
— Играйте, музыканты! Пусть и мы с Юстынькой потанцуем в паре.
Первым загудел бубен. Потом запела скрипка. Вслед за ними рассыпали свое звонкое монисто цимбалы. Кто-то запел и высказал песней то, о чем все, кроме Касьяна Марковича, давным-давно знали:
Свадебный шум снова вошел в силу.
Тернюк решил: пора возвращаться «домой». Его не задерживали: каждый человек сам знает, где ему надлежит быть.
Старый овчар пошел его провожать.
Какое-то время шли молча. Вечер был тихий, теплый.
— Видно, вы уже где-то встречались с нашей Юстинкой? — заговорил первым овчар.
— Ехали сегодня в одном автобусе.
— Она уже не живет в Верхнем Быстром. Где-то далеко теперь. Наверное, говорила?
— Говорила. Под Херсоном агрономом работает.
— Так, так, около земли ходит. Хороших урожаев, говорят, добивается, славы, говорят, нажила... А вот на личное счастье не заколосилось у Юстины.
— Почему же? Говорила, что имеет мужа.
— То так, имеет... Когда не светит солнце, то и пасмурному дню рад. А видели, как она встретилась с лесорубом Иванком? Ото ее судьба, да не судилось. Они, бедняжки, еще и до сих пор люблятся, хотя уже лет двадцать угасло, как их разлучили... Вы меня не спрашивайте, как это случилось. Я не способен пояснить. Они, может, и сами не понимают того. Оно, видите ли, все воды от родника начинаются, только одни вместе в озеро текут, а другие порознь ручейками по камням скачут. Их судьбы в разные стороны разбежались. А теперь уже поздно что-нибудь менять, хотя Иванко и поныне одиноким ходит...