Они стали рядом. Касьян Маркович навел на них объектив фотоаппарата... «Я тоже несуеверный, — подумал он, — но пусть у сына и Вали судьба будет такой же, как вот у этих лесных великанов — навеки вместе...»
Роман с Люсей тоже сфотографировались рядом с лесными побратимами.
Как и говорил овчар, около буков-братьев повернули влево и пошли по хребту. Здесь не было никакой тропинки, но они не боялись заблудиться.
— Почему же вы, Касьян Маркович, не рассказываете, как вам гулялось вчера на свадьбе? — запоздало поинтересовалась Люся.
Тернюк охотно обо всем рассказал.
— Ай-ай, — укоризненно покачала головой Люся. — Что же вы раньше не сказали нам об этом. Мы бы сегодня же все выведали у овчара, и про Юстину, и про Иванка. Правда, Валя?
Валя пожала плечами. Едва ли мудрый гуцул поведал бы им чужую тайну.
Иордан сидел у костра и водил пальцем по карте. К нему подошел Касьян Маркович.
— Вот где мы находимся, — сказал Роман. — Видите цифру?
На цветном листе карты между зеленых разводов был оттиснут беленький с ярко-красной крышей домик и какое-то синее пятнышко под ним. Немного правее и выше стояла заметная черная точка, а над нею надпись: «г. Озерная 1496». Это означало, что гора Озерная имеет высоту тысяча четыреста девяносто шесть метров над уровнем моря. Если принять средний рост человека за один метр и семьдесят сантиметров, то выходит, что они поднялись в небо на 880 человеческих ростов. Восемьсот восемьдесят человеческих ростов!.. Ого-го! Можно и возгордиться. Хотя как бы высоко ни поднялся человек — мера ему везде одна и та же, земная.
Немного правее и ниже от черной точки, которой была обозначена гора Озерная, красовался крохотный домик, похожий на железнодорожную будку с птичьего полета, а под ним — какое-то синее пятно. Около него написано: «оз. Синевир».
— А где же Верхний Быстрый? — спросил Касьян Маркович.
— Вот он, Быстрый, рядом.
На карте селение было действительно совсем близко. Между горой Озерной и Верхним Быстрым лежал небольшой отрезок зеленой поймы. В этом коротком отрезке вместились горы, долины, леса, потоки — нелегкая двухдневная дорога, все вместилось в этом коротком отрезке, как в маленькой черточке между датами рождения и смерти. Люди издавна для удобства научились большое обозначать малым...
Старый гуцул со своими подпасками и отарой тоже где-то там, в этом отрезке карты. За горами, за лесами — как в сказке. Был или не был? Может, он просто приснился?.. Нет, Илько Федорович есть. Он не из сказки. Это же он своим напутствием вел их через лесные чащи, его глазами узнавали они безошибочные признаки невидимой дороги, пока не взобрались на эту гору.
Здесь, на голом поднебесном шпиле, было неуютно и прохладно. В порывистых дуновениях ветра чувствовались морозные жала.
...Рюкзаков никто не снимал: боялись простудить вспотевшие спины. Да и стоит ли здесь задерживаться? Ничего интересного — поваленная ветром чабанская хижина-колыба, засиженные беркутами бревна, сбитые для чего-то крестовиной. Вот и все. Вершины — не для продолжительного пребывания. На них ни удобства, ни красоты. Главное — это дороги, ведущие к вершинам. Только дороги да окружающий простор, который открывается с вершины, манят человека в горы.
— А вот и наше озеро-озерцо! — воскликнул Иордан.
Далеко внизу, между темно-зеленых, почти черных лесных склонов, синело озеро Синевир. Небольшое синее пятнышко, а около него несколько белых с красными крышами игрушечных домиков. Все это выглядело почти точно так же, как на туристической карте. И казалось, как и на карте, совсем рядом.
Близость цели, ее реальность всегда прибавляет сил. Пусть та цель промежуточная, пусть она только одна из ступеней к какой-то далекой — самой главной цели, но, когда она осуществляется, когда ты видишь, что усилия твои были не напрасными, шагается намного уверенней...
Они не сходили с горы, а сползали по крутому склону. Теперь уже никто никого не опережал; никто не отставал. Сползали вместе. Время от времени приваливались рюкзаками к горе, отдыхали.
— Теоретически я знал, что спускаться с горы тяжелее, чем подниматься, но что это так тяжело, не думал, — сказал Касьян Маркович.
— К тому же унизительно и гадко, — добавил Иордан. — Чувствуешь себя так, будто тебя кто-то толкает в спину, а ты упираешься и все-таки идешь вопреки своему желанию.
Олекса молчал. Положив голову на привязанную поверх рюкзака свернутую палатку, он усмехался то ли словам Иордана, то ли каким-то своим воспоминаниям.