Однако они, уже немного начали скучать по всему этому. Сидя около костра, все чаще вспоминали оставленное там, дома, и все чаще слушали транзистор; он вносил в бездорожные чащобы беспокойный гомон большой жизни.
Сегодня утром они оставили позади речку Озерянку и вот уже третий час пробираются вдоль русла какого-то ручья. Идут у самой воды. Склоны ущелья, поросшие буками, то сближаются, то вдруг расступаются, и тогда впереди открываются затуманенные сизой дымкой перепады гор, похожие на гигантские застывшие волны.
Их непроторенная дорога лежала на полонину Плай. Туда можно было попасть, идя отрогами гор, — это ближе и легче, а можно взобраться на гору Переднюю и уже с нее спуститься на полонину.
Гора Передняя немного пугала Касьяна Марковича. Он еще не забыл, как тяжело было подниматься на крутые склоны Озерной, а Передняя — еще выше. Но он, храбрясь, сказал:
— Лично меня устраивают обе дороги. Если бы это было возможно, я прошел бы обе.
— Значит, идем через Переднюю! — за всех решил Иордан.
Вершина Передней маячила в сизом мареве поднебесья. Она казалась такой далекой, недосягаемой, что даже не верилось, что на нее можно взойти...
Вскоре они вышли на просторную и ровную поляну, поросшую буйными травами.
На другом конце поляны, у реки, стояла хижина-колыба. Две женщины в белых платках сгребали граблями сухое сено в валки. Неподалеку от них одинокий косарь размахивал косою. В белой сорочке и черной шляпе, он был похож на аиста.
Женщины что-то крикнули ему. Косарь прекратил работу, воткнул косье в землю и, прихрамывая, направился вслед за Романом, Олексой и Касьяном Марковичем. Но, поняв, что ему не догнать их, повернул назад, пошел навстречу Люсе и Вале. Поравнявшись с ними, коснулся рукою шляпы, пожелал доброго здоровья и спросил:
— То ваши хлопцы?
— Да, — сказала Валя.
— У них, может быть, есть удочки, чтобы ловить рыбу?
— Есть. Но до сих пор мы не имели возможности где-нибудь порыбачить, — вздохнула горестно Люся.
— Так, может быть, вы их остановили бы?
— Зачем? — удивилась Валя.
— Чтоб я не нажил от них убытков... Не понимаете?.. Там, дальше, поставлена запруда, а за нею озеро, и в него пущена форель, которую я приставлен стеречь. Поняли? Той форели есть счет, и за каждую, если ваши хлопцы какую поймают, я должен буду уплатить девять рублей возмещения. Потому что это есть не та форель, которая для всех, а та, что для развода.
Люсе понравилось, как говорит гуцул, и она решила разыграть его.
— Боюсь, что уже поздно. Мой муж такой заядлый рыбак, что, возможно, уже поймал какую-нибудь, а возможно, и выпотрошил.
— Шутите? — улыбнулся гуцул.
— Хорошие шутки. Мой муж и людей потрошит.
— Что ж это, извините, за чудище такое вы имеете?
Люся рассмеялась и объяснила:
— Мой муж — врач. Кстати, там два врача, — польстила она Вале. — Два врача и учитель. Так что не бойтесь за свою рыбу.
Гуцул успокоился — такие люди не станут заниматься браконьерством. Тем более около озера поставлены щиты, на которых написано, что ловить рыбу запрещено. Да и сынок там приглядывает за порядком.
— Говорите — врачи? Так, может, они глянули б на мою беду ? Может, чем-то помогли? — Гуцул поднял правую ногу, почти до колена завернутую в кусок овчины.
— Что с ней? — спросила Валя.
— А холера его знает... Еще по весне набрел в траве на склянку — наверно, туристы бросили. Кровушка хлестала из ноги, как из того раненого вепря. А в Купалову ночь из-за нее смалился: вспомнил, видите ли, как парубком, бывало, гульбы справлял. Прыгнул через огонь и зашипел, как сырая чурка. Что-то мне там кольнуло, где был порез. С той поры уже не утихает, что ни день, то хуже и хуже.
Гуцул шел, тяжело припадая на больную ногу.
— Нужно было бы давно сходить за гору к лекарю, да все надеялся, что само пройдет, а теперь уж и дойду ли...
Наконец показалась запруда — высокая стена из нетесаных бревен. За ней — озеро.
Гуцул с трудом поднялся по крутой тропинке к запруде. Сын Юрко сидел на толстых бревнах в компании трех мужчин и о чем-то беседовал с ними. В руках ни у кого не было ни удочек, ни другой снасти.
Гуцул поздоровался, пожелал приятного отдыха, присел на бревно.
— Можно искупаться в озере? — спросил его Роман.
— Или вам жить уже надоело? Тут же ледяная вода. Вы смо́трите на те ноги? — гуцул указал на след на дне озера. — Это не человеческие ноги. То грабитель. Хотел сетями изловить форель.
— Показывайте же свою беду, — напомнила ему Валя.
Гуцул растерялся — кому показывать? Щуплый, заросший рыжей щетиной Роман не производил на него впечатления. Олекса казался слишком молодым, хотя и был с бородой. Больше всех внушал доверие степенный Касьян Маркович. Ему и рассказал он обо всем, освобождая от овчины больную ногу. И лишь когда оторвал от распухшей пятки листья подорожника, понял свою ошибку: не к тому обратился за помощью.