– Я тебя понимаю, но там недалеко есть пещера, где можно дождаться темноты. Нас никто не заметит. Да к тому же они все тупые – эти деревенские, типичные чужаки, – добавил он.
Младший и бровью не повел при этих словах, хотя слово чужаки его задело за живое. На древнем языке, который их предки принесли с собой в Испанию, это слово означало «другие, не цыгане, остальные». Мать Карлоса была цыганка. Она умерла при его родах. Отцом Карлоса был чужак. Вырастил его табор, но для Хоселито и всех остальных он был и остался изгоем, одним из тех, на ком лежит вечная отметина нечистой крови и греха матери.
Еще минут десять ходьбы по ухабистой тропе и они достигли места, откуда открылся вид на селение. Оно находилось в каких-нибудь двадцати футах от них, внизу, прилепившись к откосу подобно гнезду птицы и видимее постороннему глазу лишь благодаря изгибам единственной, ведущей к нему дороги. Карлос и Хоселито с минуту постояли в тени скалы, обозревая деревню.
Кучка каменных хижин, сгрудившихся вокруг небольшой открытой площадки, служившей местом для сбора членов этой убогой общины могла при желании сойти за деревню под названием Мухергорда. Один из углов этой импровизированной рыночной площади занимал сарай – трехстенка. Несколько козлов и ослов находили там убежище от ветра. Недалеко от сарая стояли мешки с зерном и корзины с чем-то, что походило на сушеные бобы или чечевицу.
– Да… Много здесь не возьмешь, – разочарованно протянул Карлос.
– Все-таки больше, чем у нас есть, – произнес с укоризной Хоселито.
Карлос кивнул в знак согласия. Хоселито и Карлос были членами небольшой группы цыган, которая все лето кочевала по стране, зарабатывая себе на жизнь как придется. Сезон окончился и цыгане возвращались домой, в пещеры поблизости Севильи. Поездка была забавной вплоть до вчерашнего дня, когда один из принадлежащих им ослов сорвался с обрыва. Вместе с ним в пропасти исчезли припасы еды и нехитрый, но крайне необходимый инструментарий, которым и был нагружен осел. Положение в группе сложилось отчаянное. Ко всему прочему среди них не было женщин, которые могли бы пойти в какой-нибудь городок и правдами и неправдами заработать денег для всех. Лишившись инструментов исчезла возможность для мужчин заниматься мелким ремонтом в обмен на еду. А подступала зима… Выбор оставался единственный – либо красть, либо умирать с голоду.
Всем цыганам было известно, что их кочевой образ жизни своими корнями уходит вглубь веков. В Испанию они пришли по меньшей мере лет триста назад, а воровство всегда было неотъемлемой частью их существования. Но оно таило в себе и опасность, хоть лучшим оружием для воровства являются хитрость и изворотливость. Теперь, оценив ситуацию, Карлос и Хоселито решили, что без мелкого, осторожного воровства им не обойтись. В их группе было пятеро цыган. Посовещавшись, решили в разведку отправить Хоселито. По возвращении он сообщил, что население Мухергорды обвести вокруг пальца ничего не стоит.
Наконец оба юноши добрались до небольшой пещеры, о которой говорил Хоселито. Он сразу же решил забраться в нее.
– Давай, залезай и ты, поспим немного. Впереди еще долгая ночь.
Карлос полез следом за ним, но спать не стал. Он лежал на животе, высунув голову и следил за тем, что происходило внизу. Он насчитал несколько десятков людей, среди которых были и дети. Они сновали из хижины в хижину. Среди них трое или четверо, если судить по телосложению, были способны защитить себя. Карлос нащупал рукоятку ножа, висевшего на поясе. Может он и не понадобится. Лучше всего было бы дождаться когда все заснут, затем вместе с Хоселито спуститься вниз, прирезать пару козлов и взять с собой столько мяса и зерна, сколько они смогут унести на себе. Возможно, никто из жителей даже и не проснется и они еще затемно смогут вернуться к своим и кровь на ножах будет лишь козлиной.
Хоселито едва заметно фыркнул, как будто читал его мысли. Он, прикрыв лишь глаза, отдыхал после дороги и наблюдал за напарником. Карлос был разборчив и не всегда поступал так, как принято было среди его соплеменников. Это не всем нравилось и приписывалось его «чужой» крови.
– Ну и что ты там рассматриваешь? – спросил Хоселито. – Что там, бабы что ли? Может среди них найдется и такая, которая заплатит что-нибудь за блондина, да еще к тому же и девственника.
Карлос лишь покачал головой и не счел нужным отвечать на эту колкость.
– Нет, большинство – старики, женщины да дети. Все худые, изможденные, наверное, от голода. Мужчин мало.
– Хорошо. Тем меньше забот для нас. Ну, а теперь кончай глазеть и давай спать.
Карлос уже было решил последовать совету Хоселито, но что-то привлекло его внимание.
– Стой, подожди, – прошептал он, – я кое-что вижу.
– Что ты там увидел? – Хоселито подполз к Карлосу и заглянул через край обрыва.
– Смотри вон туда, вправо. Кто-то идет… Старик и маленькая девочка.
Бенджамин и Софи Валон приковыляли в деревню за два часа до заката. Усталые и голодные, они вдвоем тряслись на ослике, которого днем раньше купил Бенджамин. Когда осел остановился на площади, чтобы напиться воды из каменного лотка и нагнул голову, ноги его подкосились и он рухнул наземь.
– Дедушка, что с ним? – испуганно вскрикнула девочка.
– Ничего. Он просто очень старенький, устал и упал в обморок. Ничего страшного.
Бенджамин взял Софи за руку и они пошли искать себе пристанище. Они подошли к старому дому, на крыльце которого освещенный лучами заходящего солнца сидел старик.
– Моя внучка и я голодны, мы хотели бы получить еду и ночлег, – обратился к нему Бенджамин. – Я заплачу, – добавил он.
Бенджамин говорил по-французски и крестьянин смотрел на него непонимающе. До границы с Францией было далековато и местные жители этого языка не знали. Бенджамин сделал еще одну попытку объясниться, но уже по-испански, ведь как-никак он самостоятельно изучил этот язык.
– Экипаж, в котором мы ехали до Мадрида, сломался по дороге и я вынужден был купить это несчастное животное. А сейчас нам нужна еда и ночлег. Я заплачу, – добавил он.
Старик кивнул головой и договор был заключен. В обмен на единственную золотую монету им был обещан хлеб с сыром и соломенный тюфяк в очень маленькой и самой отдаленной из хижин.
У Бенджамина оставалось еще несколько монет, но у него хватило ума спрятать их так, чтобы об этом никто не знал. Деньги были уложены в маленький бархатный мешочек, висевший у него между ног в штанах, на обвитой вокруг пояса веревке. Вместе с монетами в мешочке находились гораздо более ценные предметы: его талес, ермолка и молитвенник. Что и говорить – мешочек был спрятан весьма надежно.
После того, как Бенджамин рассчитался с хозяином, он обратился к девочке.
– Софи, идем отдохнем.
– Дедушка, я не устала. Можно я еще побегаю?
Он было запротестовал, но в конце концов уступил. В этом Богом забытом месте ничего опасного произойти не могло, казалось ему. До тех пор, пока Софи была у него на глазах, серьезная опасность ей не грозила.
– Ладно, побегай, если тебе так хочется, но деревню не покидай.
В деревне рассматривать было почти нечего. Софи прошла до конца селения, затем свернула к речке и пошла вдоль ее берега.
– Софи, – крикнул ей вдогонку Бенджамин, – помни, далеко уходить нельзя.
Софи остановилась и хотела уже возвращаться, но вспорхнувшая птица привлекла ее внимание. Она подняла глаза и увидела… другие.
Карлос уставился на ребенка, а девочка смотрела на него. Оба опешили и не могли произнести ни звука. Мгновение спустя, юноша отвел глаза и осторожно, стараясь не разбудить похрапывающего Хоселито, вполз обратно в пещеру. Софи проводила Карлоса глазами, повернулась и отправилась назад в селение.
– Ну что ты там видела? – встретил ее вопросом Бенджамин.
– Ничего, только красивую птичку с серыми глазами.
Что за птичку, она не знала. Может быть потому, что вообще не понимала, видела ли она это или все происходило во сне.