Эвмен посмотрел на бледного Лисимаха.
-- Как ты?
-- Хреново. Башка гудит. Что это было?
-- Не знаю... Селевк, приведи ему смену. И не болтайте о случившемся, -- распорядился кардиец и телохранители даже не подумали возмутиться, что им приказывает архиграмматик, -- я доложу царю.
Он вернулся в зал.
-- Что с тобой? -- спросил Селевк товарища.
-- Я видел... -- невнятно пробормотал Лисимах.
-- Что?
-- Тебя. Я лежу на земле, а ты возвышаешься надо мной с окровавленным мечом. Здоровенный такой. И смеёшься.
-- Я? С мечом?
-- Да. И как-то мне не по себе стало. А за твоей спиной тень стоит. Я её не сразу узнал. Тень Птолемея, размытая такая. Вроде он это, а может и нет. И тоже смеётся. Только не на меня смотрит, а на тебя.
Лисимах замолчал.
-- Ты дурным вином опился? -- поинтересовался Селевк.
Лисимах медленно помотал головой.
Наконец, большинство блюд опустело. На столах остались закуски и вино. Царь встал и, снова совершив возлияние богам, объявил:
-- Полагаю, пришло время симпосиона!
Эллины одобрительно загудели.
-- Как водится, выберем того, кто проведёт нас через празднество, подобно опытному кормчему, направляющему бег корабля!
Тотчас пирующие начали выкликать имена, предлагая кандидатуру симпосиарха. Царь поднял руку, взывая к тишине.
-- Вспомним, что советовал мудрый Платон. Следует ставить начальником над нетрезвым, человека трезвого, умудрённого летами. Так кого вы теперь назовёте наилучшим?
-- Пармениона! Пармениона симпосиархом! -- закричали отовсюду.
Александр провозгласил пожилого полководца распорядителем пира. Парменион поднялся и сказал:
-- Для начала напомню присутствующим слова Иона Эфесского: "Юноша! Скромно пируй, и шумную Вакхову влагу с трезвой струёю воды, с мудрой беседой мешай!" Не первый и не последний это симпосион, где мы можем насладиться музыкой и танцами, но не каждый день нам, эллины и македоняне, выпадает возможность познакомиться с мудростью народа, который некоторые философы называют древнейшим в Ойкумене.
-- Геродот писал, что фараон Псамметих решил выяснить, какой народ самый древний, -- сказал Александр, -- для этого он велел отдать двух младенцев на воспитание козопасу с наказом, дабы никто в их присутствии не произносил ни слова. Псамметих желал узнать, какое слово будет первым, произнесённым детьми. Через два года ему сказали, что первым словом было "бекос". Фараон созвал мудрецов, и те сообщили ему, что слово это фригийское и означает хлеб. Так египтяне узнали, что древнейшие люди в Ойкумене -- фригийцы.
Анхнофрет улыбнулась.
-- Думаю, Геродот ошибся.
-- Он утверждал так же, что Египтом люди правили больше десяти тысяч лет, а до того -- боги, -- подал голос Кен.
-- Ты что, читал Геродота? -- хохотнул Пердикка.
-- Нет, он просто в Эфесе умудрился напоить Каллисфена, теперь вот башка до краев забита всякой лабудой, -- встрял Мелеагр, -- с вином выплывает.
-- В Эфесе? Это когда было? -- спросил Пердикка.
-- Не помнишь? На том самом симпосионе, когда Апеллес выпросил разрешение рисовать Кампаспу голой, а потом...
-- Мелеагр, -- глухо прорычал царь, -- язык вырву.
Птолемей поспешил разрядить обстановку.
-- Так это правда? Про десять тысяч лет?
-- Если считать от вашего времени, -- сказала Анхнофрет, -- полагаю, да. Но наша память о тех далёких временах все же довольно туманна. Дело в том, что около шести тысяч лет назад в Стране Реки случилось бедствие, которые вы зовёте "катаклизмос". Потоп.
-- Девкалионов потоп? -- переспросил кто-то из македонян.
-- Может, Огигов? -- предположил другой голос.
-- Я не знаю, как его называют у вас, -- честно призналась Анхнофрет.
-- И называют ли вообще, -- хмыкнул Птолемей, -- это, наверное, ещё до пеласгов было.
-- Мы зовём его Волной Апопа.
-- Прошу тебя, продолжай, достойная дочь Меринасира, -- попросил Парменион.
-- Земля содрогнулась и рухнули стены глубокого высокогорного озера Бену[86], что на дальних границах страны, которую вы зовёте Эфиопией. Царству уже была не одна тысяча лет. В чём-то они достигли умений дома Аменемхети[87], уступая нам во многом, но некоторые тайные сплавы и иные вещи самых древних ремту мы до сих пор не знаем, как повторить. Волна в пять сотен локтей, идя по узкому руслу, слизывала дома, дворцы и храмы, ибо в нижней части своей несла тысячи хека камней, на громадной скорости сносивших самые мощные стены. А руины городов были погребены слоем щебня, глины и ила, толщиной в десятки локтей. Так великое царство Познавших Маат, в котором все ремту были ещё синеглазыми, погибло в одночасье.
-- Синеглазыми? -- переспросил Александр, -- так значит этот титул, "Потомки Древней Крови"...
-- Да, царь. Это не пустые слова. Мерит-Ра и её брат -- действительно потомки самых первых ремту, и в их роду тщательно блюдут чистоту крови.
-- Что же было дальше? -- спросил Парменион.
-- Погибло не все. Уцелел Бехдет. Сейчас это великий порт, а в ваше время, как мне рассказали, он покоится на дне...
-- Через тысячи лет разделил участь собратьев, -- негромко проговорил Александр.
Анхнофрет вздохнула.
-- Я долго не могла поверить в это. Стало быть, в вашем времени не осталось ничего из наследия первых ремту.
-- Как ему удалось избежать гибели в тот раз?
-- Изначально он стоял на высоком холме, а в Стране Тростника, в Дельте, волна спала. У известного вам Белостенного Града Менфи...
-- Мемфиса, -- подсказал Птолемей.
-- Да. У Менфи, где тогда стоял великий город Маати, скалы сжимают русло, там волна потеряла силу. Не полностью, но крепость Белых Стен и храм Пта уцелели. Хотя храм сильно пострадал. Часть жителей укрылась в крепости. Они спасли многие знания, но впоследствии еле обеспечивали себя хлебом, более жили охотой и рыболовством. Сейчас на этих скалах возведены две крепости, а Ранефер ещё приказал намыть в середине Хапи остров. И поставил крепость на нём. Узкие проходы и три крепости сделали этот рубеж полностью неприступным. Кроме того, искусственный остров поднимает воду, больше уходит в каналы, больше орошается земли. Сейчас там ещё строится большой мост.
-- Что же было потом? -- спросил Александр.
-- Из южных и восточных земель пришли новые народы, смешались с древними, и начали заселять благословенную страну. Мы не раз разбивали их в бою, но они все не заканчивались. В это же время плодородная земля Та-Неху, Либия, стала иссыхать, пока не превратилась в величайшую пустыню. Сероглазый народ та-неху был нашим другом, мы вели с ними торговлю издавна. Мы помогли им выжить, а они нам -- изгнать нечестивых пришельцев. Многие из первых та-неху уже знали Миропорядок Маат и уверовали в Нетеру. Они быстро стали одними из нас. Были построены новые города в верховьях -- Тин и Нехен. У моря, на западном рукаве Хапи, возвели Па-Уда и другие. Эти города не подчинялись Бехдету. Его царь, потомок Херу, взял за своего сына наследницу Тина из дома царя Сероглазых, потомка Сети, Владыки Пустыни и Защитника Путников. От их брака родился Херупермаат, первый Величайший, в ком слилась кровь обоих домов. Вскоре после того город Тин подчинился Нехену, и вместе они заключили союз с Бехдетом и Менфи. Дочь Херупермаата вышла за молодого Нармера, Сома Разящего.
В зале стояла полная тишина. Ядовитый Цветок Тростника умела увлечь слушателей. Любознательность в крови эллинов, а то, что рассказывала Анхнофрет, было для них ново и чрезвычайно интересно. Это прикосновение к седой древности оказалось сродни диалогам Платона, повествующим об Атлантиде. Некоторые, знакомые с ними не понаслышке, уже пытались сопоставлять рассказ посланницы с этими повестями.
-- Увидев мощь несокрушимого союза древних и молодых городов, царь красной короны Па-Уда, несколько князей и вождей, в том числе зеленоглазых жителей саванн запада, хотели напасть на Нехен, но Нармер упредил их. С кремневыми топорами против медных, голые, против облачённых в доспехи, они не смогли противостоять воинству Сома, хотя и многократно превосходили его числом. Та-Кем снова стала единой. Нармер объединил свою белую корону с красной. С тех пор все властители Та-Кем носят Двойную Корону. Сын его, Хор Воитель -- предок Мерит-Ра и Ипи Ранефера.