Выбрать главу

-- Советуешь мне подобраться ближе?

-- Да. Четверых предыдущих ты победил ударами. Он наблюдал. Думаю, запомнил. Не бей его, Эвмен, ломай. Он такого ждать не будет.

Эвмен и Хуни вышли на песок. Элланодик подал сигнал:

-- Начинайте!

Кардиец не двинулся с места. Египтянин начал пританцовывать. Эвмен почти не шевелился. Хуни осторожно прощупывал оборону противника, кардиец реагировал на его выпады вяло, лениво. Египтянин осмелел, стал действовать энергичнее. Все же он явно опасался противника, потому, когда кардиец, внезапно взорвавшись, обозначил удар ребром ладони сверху-справа, будто мечом, Хуни отклонился чуть больше, чем следовало. Эвмен немедленно воспользовался этим, стремительно сблизившись, прошёл в ноги, подцепил за левую голень, рванул на себя, выпрямляясь. Хуни не смог ни уклониться, ни ударить. Земля ушла у него из-под ног.

Хотя упал египтянин грамотно, коснувшись лопатками песка и поджав подбородок к груди, кардиец не мешкал, зажал левую ногу в захват и выкрутил на болевой. Хуни вскрикнул и ударил правой ногой, не видя, куда бьёт. Пяткой он мог бы убить быка. Или покойного Диоксиппа, что почти одно и то же. Кардиец пригнул голову и расслабил шею, -- чудовищный удар пришёлся вскользь, по затылку, однако, в глазах Эвмена замерцали звезды, голова закружилась, а к горлу подступила необоримая тошнота. Но молодому египтянину это не помогло освободить другую ногу от захвата, кардиец чётко повёл её на излом. Египтянин подавился криком.

-- Хтору мэт!

Эвмен, ещё не знавший язык ремту в совершенстве, решил, что эта фраза означает признание поражения.

Он отпустил египтянина, встал, вскинул руки. Весь стадион взорвался радостным рёвом.

-- Эвмен, сын Иеронима, из Кардии, победил всех мужей моложе тридцати лет в панкратионе! -- провозгласил элланодик.

Победитель, пошатываясь, добрел до края стадиона. Здесь его вырвало.

"Зараза".

К нему, прихрамывая, подошёл Хуни.

-- Ты хитрый боец, Таа Эвмен. Я тоже умелый бороться, но ты обманывал меня. Я не ожидал. Спасибо за наука.

Таа -- "Великий отвагой". Не очень подходящая похвала в данном случае, но пусть будет так. Таа... Эвмен улыбнулся, протянул руку молодому Хранителю.

Едва он удалился, как Эвмена отловил Пердикка.

-- Эвмен, слушай, я хочу предложить выгодное дело, -- сказал Пердикка.

-- Какое?

-- Давай устроим ещё один бой. Вне Игр. Ты против этого Абу... как его там... Вот ведь варварский язык... Ну, этого, который Диоксиппу шею свернул. Отделаешь засранца, мы тебе десять талантов заплатим.

-- Мы?

-- Ну, я, Мелеагр, ещё кое-кто. Продулись в пух и прах из-за этой куклы крашеной. Ты сможешь.

-- Может и смогу, -- усмехнулся кардиец, -- но не стану.

-- Ты что, обосрался что ли? Да Диоксип, придурок, просто снобом был, дурью пер, все на кулачище свой надеялся. Тебя египтянин не осилит.

-- Нет, Пердикка, не стану.

-- Тьфу ты... Я думал, ты мужчина, а ты... Писарь...

Таксиарх резко развернулся и удалился. Эвмен посмотрел на Сострата, который приблизился и слышал весь разговор.

-- Ты тоже считаешь меня трусом?

"Пальчик" неопределённо хмыкнул.

Через несколько минут Александр возложил венок на голову своего секретаря, а потом объявил следующее, невиданное прежде зрелище -- состязания лучников.

Служители стадиона начали выносить мишени и отмерять шаги. Предполагалось, что участники будут стрелять по постепенно удаляемым целям.

Эвмен, которого все ещё мутило, ушёл в свою палатку. Александр, заметив, что высокородные гости о чём-то беседуют с одним из своих подданных, по виду колесничим, очевидно доставившим какие-то вести, не стал им мешать и последовал за Эвменом, дабы ещё раз поздравить его.

-- Скажи, царь, на меня делали ставки? -- спросил кардиец.

-- Разумеется. Лагиду улыбнулась удача. Благодаря твоему искусству он разжился пятью талантами, а на победе Абуусера заработал все пятнадцать. Столько же выиграла царица.

-- Птолемей поставил на египтянина?

-- Да, -- усмехнулся Александра, -- Пердикка и Мелеагр прямо бесятся.

-- Итого двадцать талантов. Царь, тебя не удивляет эта сумма? Это же огромные деньжищи, откуда они их взяли?

-- Ну, когда мы переправились в Азию, в казне было всего шестьдесят, но сколько золота с тех пор попало в наши руки? За три года побед. Чему ты удивляешься?

-- Но большая часть добычи осела в казне. "Друзья" разжились рабами и дорогими вещами, породистыми лошадьми. Птолемей завёл себе целую фалангу красивых рабынь. Пердикка и Филота нацепили на себя дюжину пурпурных плащей и на каждый палец одели по перстню с рубином. Парменион ездит на позолоченной колеснице. Да, у каждого немало и просто золота, монет и слитков, но настолько ли много, чтобы тратить вот так, походя, по трети старой государственной казны на заклад?

Александр нахмурился.

-- К чему ты клонишь?

-- Лагерь наводнён финикийскими и хурритскими купцами.

-- Ростовщики?

-- Да. Македоняне и эллины влезают в долги, не задумываясь.

-- В надежде, что отдавать не придётся, -- процедил Александр.

Глаза его превратились в узкие щёлки. Эвмен видел, как на царя накатывает бешенство. И подлил масла в огонь.

-- Здешняя Финикия... Она ведь другая. На неё наброшены невидимые сети египтян. Эти их Хранители, глаза и уши фараона и царицы... Все говорят, будто они вездесущи, но что-то мне не верится. Полагаю, всё дело в том, что немало финикийцев и сирийцев служат Египту, тайно или явно. И если наши люди позволят накинуть себе на шею петлю... Скажем, кто-то совсем вдрызг проиграется, последний хитон отдаст, привыкли уже сорить деньгами. А как восполнишь убытки грабежом, если нет войны? Припугнут угрозой огласки, твоим гневом. И пообещают дать отсрочку. За услугу.

-- Шкуру спущу, -- негромко пообещал царь.

Эвмен ничего на это не ответил. Александр дёрнул щекой, провёл ладонью по лицу. Помолчал немного.

-- Ты прав. Пора с этим кончать.

Неожиданно в палатку ворвался запыхавшийся Птолемей.

-- Вот вы где! Слава богам, я обыскался вас...

-- Что с тобой, Лагид? -- повернулся к нему царь, -- на тебе лица нет.

-- Египтяне в полном составе отбыли в свой лагерь! Здесь остался только Анхнасир!

-- Почему? Что случилось?

-- Беда, Александр!

8

Надорванная нить

Родос, несколькими днями ранее

Гонец сообщил о том, что египтяне через своих шпионов мутят воду в Камире. Местный царь Дедал подчинялся им, но некоторые его подданные были согласны перейти под руку Александра. О том узнали египтяне и отправили к берегам Родоса свой флот, чтобы не допустить измены вассала.

Неарх выслушал вестника и, не раздумывая ни секунды, поспешил на помощь Филоте. Однако, войдя в бухту Камира, сразу понял, что опоздал. Ветер относил дымовые столбы на юг, но они всё равно были видны на десятки стадий. Памятуя о сражении в Тире, вывод можно было сделать однозначный -- горят македонские корабли. Оставалась надежда, что это Филота жжёт Камир, но когда отряд Неарха подошёл ближе, она рассыпалась в прах.

-- Что делать? -- спрашивали триерархи.

Дым над бухтой стоял, какой, наверное, в Гефестовой кузне бывает, когда бог работает над очередным механическим чудищем.

В чёрных клубах просматривалось движение кораблей с высокими носовыми и кормовыми настройками, которых нет на эллинских. Египтяне сожгли флот Филоты.

Весь? Это пока не ясно. Может быть, сражение сместилось на юг. По словам гонца, лагерь македонян был разбит южнее Камира.

Неарх отдал приказ транспортами пристать к берегу и начать выгрузку воинов и, самое главное, лошадей. Триеры выстраивались в линию для сражения.

Атаковать? Не зная, какими силами располагают египтяне?

Пытался ли Филота вступить в переговоры или на него напали без предупреждения? Легко нарушили договор, из-за какого-то захудалого городишки? Стало быть, договаривались с камнем за пазухой и выжидали удобного момента. В течение года присматривались к неизвестной им силе, оценивали её и, усыпив бдительность согласием на участия в Играх, нанесли удар. Причём все хитро обставили, станут кричать теперь, что это Филота напал на их вассалов.