-- Финикийцы говорят, что ни сам Тутмос, ни его предки, не действовали прежде столь нагло и стремительно, как теперь. Почему?
-- Эвмен говорит разумно, -- сказал Полиперхонт, -- был бы я на месте Тутмоса, то с появлением на севере изрядной силы, поостерёгся бы смотреть на сторону, пока не понятно, что у этой силы на уме. Несмотря на все мирные договоры.
-- Они и священное перемирие, объявленное на время Игр, воспринимают даже серьёзнее, чем мы, -- сказал Эвмен, -- с какой-то особой торжественностью об этом говорят.
-- Лицемеры, -- хмыкнул Пердикка.
-- Не думаю, -- возразил Александр, -- по мне так они искренни.
В шатёр заглянул Селевк.
-- Царь, Анфея просит встречи с тобой. Сказала нечто странное, дескать, речь пойдёт не о "пиратском нападении", а о том, что намного более важно.
-- О "пиратском нападении"? -- переспросил Александр.
-- Так и сказала.
Царь хмыкнул. Он уже почти совсем успокоился.
-- Интересно, что сейчас может быть более важно? Пусть подождёт.
-- Мы ещё не знаем, что потребует Тутмос, -- сказал Птолемей, -- но что будешь требовать ты?
-- Пусть выдадут Филоту. Кстати, Неарх, почему брат царицы наотрез отказался выдать Пнитагора? При всём этом их показном благородстве...
-- Это может прозвучать странно, но... -- наварх замялся, -- по-моему, он считает киприота единственным опасным противником. На море, я имею в виду. Он сказал, что Пнитагор будет гостем, а не пленником. Филота ему не нужен, он попросту не знает, что с ним делать, а вот Пнитагор... Хочет удержать у себя сильного врага?
Александр задумчиво пробарабанил пальцами по столешнице.
-- Как ты намерен поступить с Филотой, царь? -- спросил Полиперхонт.
Александр мрачно взглянул на него, но ничего не ответил. Молчал он долго, потом сказал:
-- Оставьте меня. Пусть войдёт Анфея.
-- Разумно ли... -- забеспокоился Кен.
-- Оставьте меня все! -- повысил голос Александр.
Стратеги и Эвмен повиновались. Едва они удалились, в шатёр вошла Анхнофрет. В руках она держала развёрнутый папирус.
-- Радуйся, великий царь, живи вечно!
-- Радуйся и ты, Ядовитый Цветок. С чем ты пришла?
Он прежде не называл её так. У внешних уголков глаз Анхнофрет на мгновение проявились морщинки, но сразу же разгладились. Она хорошо владела собой.
-- Я хочу показать тебе кое-что, царь. Нечто важное.
-- Вот как? А стоит ли мне брать в руки этот папирус? Я слышал, бывали случаи, когда вручение тобой неких грамот финикийским царям и вельможам плохо отражалось на их здоровье.
-- Я держу его голыми руками, царь, -- спокойно ответила посланница.
-- Я вижу. Полагаю и те папирусы ты держала так же, -- усмехнулся Александр.
-- Ты не веришь мне?
-- Почему я должен верить кому-то из египтян, когда они обвиняют меня в вероломном нападении и удерживают главного свидетеля, не давая мне допросить его?
-- Свидетеля? -- подняла бровь Анхнофрет.
-- Свидетеля, Анфея, именно свидетеля. Вы слишком заигрались в стражей и судей. Считаете, что вольны по своему усмотрению устранять "нечестивых" царей, если те выступают против вашего "справедливого миропорядка" Маат? Вы вправе решать, кто праведен, а кто нечестив? Довольно кормить меня этими баснями!
Анхнофрет умела держать удар, ни один мускул более не дрогнул на её лице, но и высокомерной маски царь не видел. Посланница говорила негромко, смотрела, чуть склонив голову набок, спокойно и мягко. Нежно.
Александр, сбитый с толку этим взглядом, нахмурился. Никогда прежде женщины не смотрели на него так. Даже любовницы. Даже родная мать. Только одна была способна на такой взгляд -- Ланика, сестра Клита Чёрного. Кормилица.
"Вот змея!"
Пауза затягивалась.
-- Что же ты молчишь?
-- Я не желаю навредить тебе, великий царь. Я пришла, чтобы погасить пламя войны, а не раздувать его сильнее. Прошу тебя, призови Итту-Бела, он знает наши письмена.
-- Разве в этом есть необходимость? Ты сама можешь прочитать.
-- Ты готов поверить мне? Предупреждаю, то, что написано в этом свитке, может показаться тебе невероятным.
-- Читай.
Анхнофрет кивнула и, прежде чем опустить глаза к папирусу произнесла:
-- Здесь написано о событиях, произошедших около семидесяти лет назад, в царствование Избавителя Йахумосе.
Она начала читать. Александр слушал, не перебивая. Меж его бровями пролегла глубокая складка.
Анхнофрет закончила чтение и подняла глаза на царя. Он молчал. Долго молчал. Потом громко позвал:
-- Селевк!
Телохранитель заглянул в шатёр.
-- Позови Неарха, Эвмена и его поверенного.
Критянин и кардиец вошли сразу, судя по всему, тёрлись поблизости. Через несколько минут вошёл и Итту-Бел, почтительно склонившись перед царём.
-- Итту-Бел, возьми этот папирус и прочитай его вслух.
Финикиец повиновался.
Царь следил за реакцией Неарха и Эвмена. Первый не пытался скрыть удивление, второй проявил больше сдержанности, но все же многозначительно покачал головой.
-- Неарх, ты упоминал, что ныне Аргосом правит Данай.
-- Да, царь.
-- Признаться, я пропустил это мимо ушей, не до того было. Неарх, что ты думаешь об этом? -- царь кивнул на папирус в руках Дракона.
Критянин пожал плечами.
-- Даже не знаю, что сказать. Тут говорится о некоем Дане и его брате Какаро. Действительно, у царя Аргоса был брат с таким именем.
-- Ты ведь видел Даная лично?
-- Да царь, а с его внуком Абантом даже говорил.
-- Он жив?! -- не сдержала удивления Анхнофрет.
-- Да, хотя уже впал в маразм, -- ответил Неарх.
-- Подумать только, человек, который видел самого Избавителя, говорил с ним... -- пробормотала потрясённая посланница, -- в Та-Кем уже не осталось живых свидетелей тех дней...
-- С нами есть человек, который хорошо знает Даная и его брата, он может многое рассказать. Это ахеец Этеокл. Он отправился с нами, как посол Аргоса. Филота держал его при себе, и он чудом спасся при гибели "Талоса".
-- Вот как? Призови его.
Разыскали Этевокрея. Тот зашёл в шатёр с опаской. Насмотревшись на величие "железных людей", наслушавшись баек об их великом царе, он никак не ожидал, что способен найтись народ, который окажется сильнее их. В битве при Камире ахеец натерпелся такого страха, что после того, как его, дрожащего от холода и ужаса, вынули из воды, несколько дней не произносил ни звука. Увидев дворец в Саламине, поглядев на многолюдное столпотворение, он чувствовал себя муравьём между двумя гигантами. Какой ничтожной теперь казалась двадцатилетняя междоусобица Даная и Какаро, в которой не на жизнь, а насмерть бились "бесчисленные" рати по триста человек в каждой...
Царь дружелюбно обратился к послу Аргоса, расспросил о Данае. Этевокрей, мешая нынешние эллинские и родные ахейские слова, рассказал без утайки все, что знал о патриархе и прибывших с ним из-за моря людях.
Анхнофрет слушала, затаив дыхание, потом спросила, как звали жену Даная.
-- У него было несколько жён, -- ответил Этевокрей.
-- Я имею в виду ту, что прибыла из-за моря.
-- Анхиноя.
-- Насколько я помню, это имя матери Даная, а вовсе не жены, -- возразил Неарх.
-- Ты ошибаешься, благородный Неарх, -- сказал Этевокрей, -- это старшая жена ванакта. Одна из их дочерей стала женой Ринкея и матерью нашего нынешнего государя.
-- Анхиноя, -- прошептала посланница, -- Небетта Анхемнут...
-- Старшая жена... -- проговорил Александр, -- может, поэтому её впоследствии назвали матерью. Немудрено перепутать за тысячу лет. Впрочем, это неважно. Важно другое...
-- Ты кровный родич Тутмоса, -- сказал Эвмен.
-- Потомок, -- усмехнулся царь.
Он откинулся на спинку кресла и снова надолго замолчал.
-- Ты свободен, достойный Этеокл. Позже мы с тобой ещё побеседуем, а пока ты мой дорогой гость. Эвмен, распорядись, чтобы посла Аргоса устроили со всеми удобствами, как подобает его званию. Он волен свободно перемещаться всюду, где ему вздумается. Подбери человека из местных критян, кто уже достаточно овладел нашей речью, чтобы мы могли лучше понимать друг друга.