-- Я предлагаю закрыть дорогу к Вратам большим войском, -- сказал Муваталли и добавил, -- что-то у меня нехорошее предчувствие...
Наследник покривился, но решил послушаться. Двухтысячный отряд военачальника Тиватапары отправился на юго-запад.
Через несколько часов, когда солнце уже давно перевалило зенит, и день клонился к вечеру, примчался разведчик и сообщил, что макандуша найдены.
-- Где?
-- К юго-западу отсюда!
-- Ночью совершили рывок и вернулись на дорогу к Вратам! -- скрипнул зубами Муваталли, -- как я и боялся. Выходит, страна им не так уж и незнакома.
-- Продолжают удирать? -- спросил Хуцция разведчика.
-- Нет, господин! Они разбили Тиватапару!
-- Что-о-о?! Как это случилось?!
-- Не знаю, господин... Наши рассеяны... Тиватапара пытается собрать воинства. Отправил меня за помощью.
-- Выступаем немедленно! -- вскричал Хуцция, -- я раздавлю этих насекомых!
-- Наши силы разбросаны для поисков макандуша, -- напомнил Муваталли, прикрыв глаза.
-- Тех девяти тысяч, что сейчас в лагере, хватит с лихвой! Чужаков же горстка, в плевке утопим.
-- Солнце садится.
-- Плевать! Уж если чужаки в ночи так ориентируются, то я-то точно в родной стране не заблужусь! -- отрезал Хуцция.
Не заблудился. Хетты шли всю ночь. На рассвете их передовой отряд столкнулся с лёгкой конницей противника. Та, после скоротечного боя отступила. Скрылась в скальном "лесу".
Когда совсем рассвело, все воинство хеттов выползло из "леса" на лишённую растительности пыльную равнину, образованную застывшей лавой. Её породила в незапамятные времена некогда огненная, а ныне потухшая гора Аргей, что возвышалась в нескольких десятках стадий к востоку. Её снежная вершина была увенчана короной из лучей восходящего солнца.
-- Да поразит меня Тешуб... -- прошептал Хуцция.
На равнине стояло войско макандуша. Нет, не жалкая горстка легковооружённых беглецов. Огромное войско. Беззвучно шевеля губами, наследник обозревал строй пехоты, как ёж ощетинившейся невероятно длинными копьями. На флангах разместилась конница. Её было так много, что у Хуцции глаза полезли на лоб.
-- Переиграл, нечестивец... -- пробормотал Муваталли.
Вдоль строя вражеского войска нёсся верхом на здоровенном вороном жеребце всадник в золочёном шлеме с высоким красным гребнем.
Несколько всадников-макандуша выехали на середину поля и остановились.
-- Хотят говорить, -- сказал Муваталли.
-- Без тебя вижу, -- раздражённо бросил Хуцция.
Наследник лихорадочно искал выход из создавшегося положения. Сражаться с пришельцами -- безумие. Пара молодых сотников, бледных, как мел, сбиваясь, пытались их пересчитать. Глубину строя не было видно, но косвенно его можно было оценить по частоколу торчащих в небо копий. Сколько их? Десять тысяч? Двадцать? Уж побольше, чем хатти. Выдержавших, к тому же, ночной марш со всего тремя краткими привалами...
Хуцция поманил одного из младших начальников.
-- Тиватапара не объявился?
-- Нет, господин.
-- Проклятье... -- выругался вполголоса наследник и приказал вознице, -- поехали.
Колесница Муваталли тронулась следом.
Александр с интересом рассматривал хеттов. Телосложение у них скорее коренастое, нежели стройное. Видать, народ сей имеет склонность к полноте. Но эти, на колесницах -- не толстопузые купцы. Воины. Невысоки ростом, но широкоплечи. Высокий лоб, слабо намеченная переносица. Лица гладко выбриты.
Оба знатных воина облачены в бронзовую чешую, которая несколько отличалась от той, что носили люди Ранефера. Из-под брони выставляются рукава и подолы белых, расшитых красными узорами рубах. Штанов не носят. Впрочем, в этом мире Александр ещё ни у кого не видел штанов.
У всех воинов, приехавших на трёх колесницах -- конические бронзовые шлемы с подвижными наушниками и назатыльниками. У телохранителей пониже, покруглее. У знатных повыше, да к тому же ещё и с гребнями из конского волоса!
-- Ничего себе... -- проговорил Клит, сопровождавший царя вместе с ещё двумя телохранителями, Селевком и Леоннатом, -- я бы сказал, что они выглядят, как фригийцы.
-- Те бород не бреют, -- возразил Леоннат.
Александр покосился на телохранителей. Он тоже не мог отделаться от ощущения, что шлемы этих людей слишком уж похожи на фригийские (разве что высокая тулья не наклонена вперёд), а потому чужаки воспринимались не какими-то неведомыми варварами, а давным-давно знакомыми, столетия живущими бок о бок с эллинами.
Съехались. Один из хеттов снял шлем. Под ним обнаружились длинные прямые волосы. Тёмные, но далеко не чёрные. Второй, чуть помедлив, последовал его примеру. Александр поступил так же.
-- Алекшандуш! -- прошипел Хуцция, увидев светлые кудри царя.
-- Необязательно, -- возразил Муваталли, -- почему ты думаешь, что только у царя аххиява такие волосы?
Александр с усмешкой подождал, пока они пошепчутся, после чего протянул вперёд правую руку и обратился к Хуццие (тот выглядел старше Муваталли и, к тому же, остановил свою колесницу чуть ближе к Александру):
-- Здравствуй тысячу лет, высокородный воин!
Он произнёс это приветствие на языке хеттов, после чего покосился на переводчика, плешивого старика-хуррита. Тот еле заметно кивнул, дескать, царь все сказал верно.
Хетты переглянулись. Муваталли заговорил:
-- Перед тобой доблестный военачальник Хуцция, сын и наследник великого царя Циданты, Солнца и повелителя державы хатти, властелина земель от Виллусы до Кархемыша!
Александр медленно кивнул.
-- Не ты ли Алекшандуш, предводитель макандуша? -- спросил Хуцция.
Александр, у которого запас хеттских слов уже закончился, выслушал переводчика и ответил:
-- Он самый. Многие племена именуют меня Александром, сыном Филиппа, царём Македонии, гегемоном и архистратегом Эллады.
Последнее уже не имело смысла, но надо же как-то соответствовать, когда тут поминают "великого царя хатти". Про "отца своего Зевса" Александр теперь предпочитал помалкивать.
-- Эллады?
-- Вы зовёте эту страну Аххиявой.
Хуцция покосился на Муваталли и грозным голосом произнёс:
-- Стало быть, ты тот самый нечестивец, что нанёс обиду и разорение нашему союзнику Пиллии, царю Киццувадны? Что ты забыл в землях хатти?
-- Я смотрю, ты смел, достойнейший Хуцция, -- ответил Александр, -- но задай вопрос самому себе, насколько ты мудр? Чего ты добиваешься, оскорбляя меня? Хочешь сражаться? Давай сразимся. Только заранее назови знак, который подадут твои воины, сдаваясь в плен, чтобы мы могли правильно истолковать их намерения.
-- Наглец! -- вырвалось у Хуцции.
Муваталли наклонился к нему через борт своей колесницы и прошептал:
-- У нас тут всего триста колесниц, и пара тысяч суту[18]. Мы сильно растянулись, и большая часть пехоты подойдёт только к полудню.
-- Я знаю, -- процедил Хуцция, -- что ты предлагаешь?
-- Не зли его, давай тянуть время.
Хуцция колебался. Он не был трусом, но прекрасно видел, что противник многократно сильнее. Даже если бы хатти не распылили свои силы во время ловли передового отряда макандуша, а явились сюда всем войском, их всё равно было бы меньше. Конечно, даже малое войско способно победить большое, но тут явно не тот случай. Наследник вспомнил рассказы Пиллии. Похоже, они сделали ошибку, не восприняв слова хуррита всерьёз.
-- Ты спрашиваешь меня, хочу ли я сражаться? -- Хуцция смягчил тон, -- а чего хочешь ты? Зачем ты идёшь на нас войной?
В отношениях с соседями хетты всегда старались подчеркнуть, что совершают зло лишь в ответ на зло. Земли соседей они старались не завоёвывать, а поглощать мирным путём, аннексировать. Война без оправдательных причин представлялась, как нечто совершенно немыслимое. Знай они, какие мотивы двигали Александром в прошлом, пришли бы в ужас, узрев в том возмущение самой природы мира, потрясение основ. Такое чудовище, как сын Филиппа, должно быть уничтожено всеми имеющимися способами и в этом проявилась бы высшая справедливость. Александр действительно получил бы непримиримую страну, где стоит ждать стрелу в спину из-за каждого куста.