– Чего? Да-да, Элли, мы все помним, что третьим твоим любовником был психиатр из Детройта, но это не дает тебе права разговаривать на птичьем языке. Что еще за травма?
– Психо. Детская. Точнее – пубертатная латентная. Ужас, как мне все это тогда нравилось, надо же… Так вот, проще говоря, девочка – Келли – скучает по маме и одновременно ненавидит мамин образ жизни, из-за которого они и разлучились. Поэтому она подсознательно избегает романтических отношений и всяких, с ее точки зрения, глупостей.
– Отлично! И что нам делать? Сидеть и ждать, пока она окончательно превратится в занудную старую деву?
– Ну она же сказала…
– Вот именно! В ТЕХНИЧЕСКОМ смысле! К твоему сведению, старая дева – это состояние души.
– Знаешь, Эжени, я читала парочку ее книжек… довольно живо написано.
– Старая нимфоманка! А я вот считаю, что от ее писанины ей один вред. Сама посуди: Келли просто привыкает переживать все сильные чувства на бумаге, а в жизни превращается в скучную серую мышь.
Элоди раздраженно взмахнула рукой:
– Что ты предлагаешь? Отобрать у нее компьютер и запретить писать? Продать в дом терпимости? В гарем к шейху? Выдать замуж за Антонио Бандераса?
Эжени вскинула голову, и в глазах ее полыхнул дьявольский огонек.
– Смотри-ка, даже твою голову иногда посещают светлые мысли! Бандерас не Бандерас… Где у меня телефончик малыша Рика?..
Да, и пока не спрашивайте, откуда взялась световая граната!
3
– Вы что, издеваетесь надо мной?
– Простите, мисс, но что же я могу поделать, если мест нет? Мы и так пошли навстречу мадам Деверо, разумеется, мы сделали это, хотя вы сами прекрасно понимаете, перед праздниками, когда в городе полно туристов…
– Да наплевать на туристов! Я хочу номер с ДВУМЯ кроватями, понимаете? Я уже даже не прошу двух номеров или комнат – ДВЕ КРОВАТИ!
– Мне очень жаль, мисс…
Рик Моретти с улыбкой наблюдал за красной и злой, как оса, Келли Джонс. Несчастный портье уже почти скрылся за стойкой, на которую навалилась грозная блондинка, и только горестно всплескивал ручками, как бы подчеркивая безвыходность положения.
– Мисс Джонс, да поймите же вы меня! Я ничего не могу поделать, правда. У нас ведь совсем немного номеров, все они заняты, а что касается вашего номера, когда его заказала мисс Деверо…
– Мисс Деверо! Как же это я сразу не поняла! Эжени! Ах старая змея…
– Мисс Джонс, поймите…
– Да я понимаю все, отстаньте вы от меня! Вот пристал…
Рик кашлянул, улыбнулся деморализованному портье, железной рукой взял Келли под локоть и увел ее от стойки.
– Ну что, Страшила Джонс, кишка тонка? Боишься за свою девственность?
– Что-о? Да как ты…
– Боишься – так и скажи.
– Ничего я не боюсь!
– Так пошли в номер.
– Это мой номер. Ты будешь спать на коврике в коридоре.
– Не пойдет. Я – хранитель тела. Твоего. Я должен быть рядом.
Келли очень хотела в туалет, есть и спать. Три этих основополагающих для человека желания затмевали в ее глазах тот факт, что часы недолгого отдыха перед открытием выставки ей предстоит разделить с Риком Моретти под боком. В одной, буквально, постели.
В этот момент что-то с Келли случилось. В животе стало жарко и пусто, ноги ослабели и подогнулись, на щеках заполыхал румянец. Она посмотрела на Рика – и совершенно некстати подумала: поразительно красив! Красив так, что дух захватывает. И при этом ни грамма слащавой изнеженности, одна несомненная мужественность. Пират, истинный пират…
Она смотрела на Рика, а тот терпеливо ждал, но в конце концов не выдержал:
– Мисс Джонс, прекрати так явно тащиться от моей неземной красоты, подбери челюсть, и пошли в номер.
– А… у… да ты… Грубиян!
– О тебе же забочусь. Подумают, что ты дурочка. У тебя даже глазки к носу съехали от умственного напряжения.
С этими словами неотразимый грубиян развернул Келли Джонс в сторону лифта и, покровительственно наподдав ей по попе, подхватил сумки с вещами и бодро проследовал за ней.
О номере можно было сказать только одно: в нем хорошо спится. Наверняка. Потому что больше ничего в этом номере делать было нельзя.
Девяносто пять процентов пространства занимала кровать. Огромная, красного дерева, резная, снабженная балдахином и резными столбиками, приступочкой и безумным количеством подушек и подушечек, она как-то сразу приковывала к себе внимание и уже больше не позволяла думать ни о чем другом. Впрочем, в номере были еще стол, три стула и старинное трюмо в углу, а также пальма в кадке, при взгляде на которую Келли немедленно запечалилась. Вот если б вынести этот горшок с пальмой – еще одна кровать влезла бы запросто…