Вот и Джози. Она отдавала ему всю душу, распахнула перед ним свое сердце. Возможно, для нее он был сумасшедшим киллером, и все же она относилась к нему с теплотой, с уважением. Потакала во всем, ухаживала, а однажды поцеловала. Какие нежные у нее губы, какой она была податливой в его руках, когда танцевала. Какой искусной и сексуальной она бы могла быть в постели.
Кен сжал зубы и разрубил еще одно полено. Он уже не обращал внимания на плечо. Боль, по крайней мере, лучше, чем неудовлетворенное желание.
Надо срочно отсюда выбираться. И чем скорее, тем лучше. Он скажет ей об этом, как только совсем успокоится. Еще десять минут работы, и все будет в порядке.
Опустив топор, Кен посмотрел себе под ноги и увидел кучу дров, коры и щепок. Он вытер с лица капельки пота и облегченно вздохнул. Да, понадобилось больше времени, чем он думал. Теперь он вконец измотан, зато голова – ясней не бывает. С этой минуты он будет держать свой темперамент под контролем.
Положив топор на плечо, Кен направился к дому.
Войдя внутрь, он закрыл глаза, чтобы привыкнуть к полумраку. Он услышал голос Джози и, всмотревшись в темноту комнаты, застыл на месте: девушка сидела в ванне.
Джози тут же умолкла. Послышался плеск воды. Топор с глухим стуком упал на пол. Или, может, так ухнуло его сердце?
– Кен, дорогой, закрой дверь.
Он сделал, как она просила. Затем повернулся вновь, словно в страшном сне.
Джози так увлеклась, разговаривая сама с собой, что не заметила, как долго она купалась. Вода в ванне стала прохладной, а дрова в печи почти догорели. И все же сейчас ей не было холодно.
Девушка не знала, что делать, что сказать. Она не могла отвести взгляда от Кена. Было видно, что он настроен решительно и в то же время спокоен, как никогда. Губы напряжены, пальцы сжаты в кулак. Как будто готов к борьбе. К какой борьбе? Вскоре Джози догадалась, с чем он боролся: с диким нарастающим желанием.
Некоторое время она сидела тихо. У нее не было опыта, и она не знала, что делать с этим сжигающим огнем страсти. Не сдержав неловкую улыбку и положившись на свою интуицию, она медленно поднялась. Вода струилась по ее телу. Кен затаил дыхание. О, Господи, какая она маленькая! Какие у нее хрупкие плечи! А грудь напряглась в ожидании прикосновений. Она вышла из ванны так изящно и грациозно, как он представлял совсем недавно в мечтах. Остановилась перед ним, дрожа не то от холода, не то от страха. И все-таки она была самой храброй женщиной, которую он когда-либо знал. Да, не девушкой – женщиной, которой каким-то образом удалось остаться девственницей. Полтора часа были убиты напрасно. Его реакция не могла быть иной при виде обнаженной девушки.
Кен шагнул к ней, остановившись около лужицы, которая образовалась у ее ног. Взял полотенце, собираясь завернуть ее в него, но Она подняла глаза, и он застыл. Раньше он и не замечал, какие длинные у нее ресницы. Не замечал веснушек, рассыпанных у самого носа. Что он хотел сделать? Ах, да. Кен накинул полотенце ей на плечи и почувствовал, как напряглись мышцы его живота. Когда он прикрывал ее грудь, девушка застонала. Сердце Кена забилось с такой бешеной силой, что он услышал, как в висках стучит кровь. Джози поднялась на носках и прижала губы к его губам, и тогда все в мире перестало для него существовать, кроме этих губ. Грудь девушки прижалась к его висящей на перевязи правой руке.
– Джози, – прохрипел он, сдерживаясь, чтобы не поцеловать ее плечо, – мы не должны…
Она отклонила голову назад, ее глаза медленно открылись.
– Нам надо сделать это, Кен. Я хочу. Разве ты не хочешь?
– Видишь ли… Я не подхожу тебе. Я вообще вряд ли кому подойду. Я слишком долго был один.
Сердце девушки колотилось, как раненая птица в клетке. Она недоумевала, почему оно до сих пор не выпрыгнуло из груди.
Джози подняла руки и коснулась его колючих щек. Оба не отрываясь, смотрели друг на друга. Она хотела убедить его, что больше он не будет одиноким. Он станет частью ее жизни. Она скажет ему это потом, когда он будет готов. А пока она целовала его, желая показать, что отныне они принадлежат друг другу.
Он обнял ее, крепко прижав к себе. Сердце Джози бешено застучало, и снова вернулось сладостное ощущение порхающих бабочек внутри. В силе, с которой он прижал ее к себе, было что-то могучее, заставлявшее подчиниться. Его поцелуи пьянили, лишали разума, уносили в водоворот чувств.