Эмерсон, Рамсес и кошка, сплетясь в тесный клубок, спали глубоким сном, а Эмерсон к тому же еще и храпел. Вопреки мнению Эмерсона, переедание вызвало отнюдь не бессонницу, а оглушительный храп. Я осторожно перенесла Рамсеса в его кроватку и подоткнула сетку. Бастет собралась последовать за малышом, но я объяснила, что в таком случае ей придется отказаться от ночных похождений. Вздохнув, Бастет устроилась в ногах своего друга. Парочка являла трогательную картину: тонкая ткань сетки смягчала крупные черты моего сына, и в белой ночной рубашке, с непослушными черными кудрями он напоминал маленького египетского божка, сон которого хранит невозмутимая львица.
Возможно, залюбовавшись этой милой картинкой, я утратила бдительность, а может, просто устала после долгого утомительного дня, но как бы там ни было, за Рамсесом я не уследила. Стоило лечь, как я погрузилась в глубокий сон, когда же открыла глаза, за окном уже вовсю сияло солнце, а постель Рамсеса была пуста.
Эмерсон по-прежнему храпел в блаженном неведении. Я быстро оделась. Нет, вовсе не потому, что тревожилась за Рамсеса, просто хотелось обойтись без суетливой и бестолковой помощи дорогого супруга.
На память пришли слова Рамсеса, которые я накануне оставила без внимания. И уже через несколько минут я обнаружила беглеца.
Улица перед гостиницей была заполнена пестрой толпой: нищие, погонщики ослов, сами ослы, торговцы мелкой дребеденью. Все они поджидали туристов. И конечно же, Рамсес находился в самом центре толпы. Хотя я наверняка знала, что он здесь, все же пришлось постараться, чтобы разглядеть его. В своей белой рубашке, со спутанной копной черных волос, он ничем не отличался от малолетних хозяев ослов. Я даже немного испугалась, не сразу отыскав своего сына, но, отыскав, испытала еще большее потрясение... Долговязый мальчишка, такой же чумазый, как и мой сын, что-то сказал Рамсесу, и, о боже... Наше чадо исторгло целый фонтан витиеватой брани на самом вульгарном арабском жаргоне. Я даже не до конца поняла некоторые слова, хотя общий смысл не оставлял сомнений, что милое дитя имеет в виду.
Несколько ранних пташек уже выпорхнули из гостиницы, готовые отправиться на экскурсии. Обычно меня не волнует мнение праздных зевак, но сейчас я вовсе не горела желанием признавать свое родство с этим запыленным ребенком. Однако о благоразумии пришлось забыть. Собеседник, на котором Рамсес совершенствовал свой арабский, явно вознамерился поставить нашего сына на место. Для начала он уличил его в незаконном появлении на свет: мол, вряд ли англичанка и верблюд связали себя официальными брачными узами.
- Рамсес!!!
Все головы, кроме одной, повернулись в мою сторону, и неудивительно: экстравагантная англичанка начинает свой день с того, что выкрикивает на пороге гостиницы имя древнеегипетского фараона.
Рамсес, спрятавшийся было за унылым осликом, неохотно поднялся на ноги. Его противник замер с занесенным кулаком. Невесть откуда возникшая Бастет молнией взлетела на спину бедняги и запустила в него когти. Несчастный мальчишка завопил, а кошка как ни в чем не бывало вынырнула из облака пыли, чихнула и с независимым видом пристроилась за Рамсесом. Я возглавила процессию, и мы в угрюмом молчании скрылись в отеле.
Эмерсон тем временем мирно пил чай.
- Доброе утро, мои дорогие, - приветливо улыбнулся он. - Где вы пропадаете спозаранку?
Бастет принялась вылизываться. Здравая мысль... Я всучила Рамсеса отцу.
- Вымой его!
Родитель с отпрыском скрылись за дверью, но до меня донеслись объяснения Рамсеса:
- Я изучал арабский, папа.
Ответ последовал незамедлительно:
- Прекрасно, мой мальчик, прекрасно!
4
После завтрака все разбрелись по своим делам:
Эмерсон решил навестить мсье де Моргана и выудить лицензию на раскопки в Дахшуре, а я с сыном отправилась за покупками. Обычно я сопровождаю Эмерсона во время официальных визитов, но тогда бы пришлось взять с собой Рамсеса. После "изучения" арабского мне не хотелось демонстрировать способности нашего чада чопорному господину, вдруг ему не понравится лексикон юного археолога? Кроме того, Рамсес заявил, что не сдвинется без Бастет и с места. Что ж, тогда вместо визита в резиденцию де Моргана походим с кошкой по магазинам и поищем для нее ошейник покрепче.
Улица Муски, главная артерия старого Каира, за последние годы утратила свой причудливый восточный колорит; теперь здесь много современных английских и французских магазинов, я же любила маленькие египетские лавочки. Так что мы миновали Муски и остановили экипаж у старого торгового квартала.
Первым делом мы отправились к кожевникам, где купили два ошейника для Бастет. Я выбрала простой и удобный, Рамсес предпочел щедро разукрашенный росписями, золочеными скарабеями и фальшивой бирюзой. Меня слегка озадачило пристрастие Рамсеса к безвкусным украшениям, но я решила не затевать дискуссию. Рамсес тут же нацепил на Бастет аляповатый ошейник и пристегнул к нему не менее жуткий поводок алого цвета. Они составляли примечательную пару: Рамсес в твидовой курточке и брючках, которые отец заказал ему по образцу собственного наряда, и большая кошка, словно сошедшая с древнеегипетской росписи. Я лишь порадовалась, что Рамсес не предложил вставить Бастет в ухо золотую серьгу, как делали древние любители кошек.
Разобравшись с Бастет, мы занялись прочими покупками - медикаменты, инструменты, веревки и другие полезные вещи. Когда список иссяк, близился полдень. В Каире всегда так - часовая прогулка по магазинам выливается в тягучие перебранки с торговцами, нескончаемые чашечки густого кофе и цветистые комплименты. Оставалось лишь одно место, куда я хотела зайти. Я повернулась к Рамсесу, чтобы спросить, не голоден ли он, но обнаружила, что вопрос излишен. Он только что запихнул себе в рот пирожное, истекающее медом и ощетинившееся орехами. Мед капал с подбородка на куртку.