- Понятно, - ответил он, выслушав мои объяснения. - Что ж, я исполню все необходимые ритуалы, но сначала надо сходить в деревню и покончить с юридическими формальностями.
Предложение было разумным, и я с готовностью его поддержала.
- Вряд ли у нас возникнут трудности с оформлением аренды, - сказала я, когда мы бок о бок шагали к деревне. - Здание давно стоит заброшенным и едва ли представляет для местных жителей какую-то ценность.
- Будем надеяться, что местный священник не верит в демонов. Ничего не имею против того, чтобы устроить представление ради Абдуллы, но изгонять дьявола чаще, чем раз в день, не собираюсь.
Завидев нас, жители деревушки дружно высыпали из своих хижин.
Обычные требования бакшиша чередовались с другим заклинанием:
- Мы христиане, благородный господин!
- А потому я обязан дать бакшиш побольше, - усмехнулся Эмерсон.
Большинство построек теснилось вокруг колодца. Церковь, скромное куполообразное строение, была не выше соседних домишек.
- Жилище священника, - Эмерсон указал на строение с куполом. - А вот, если не ошибаюсь, и его хозяин.
В дверях стоял высокий, мускулистый человек в темно-синем тюрбане неизменном головном уборе египетских христиан. Некогда тюрбан предписывалось носить презренному религиозному меньшинству, но теперь он стал скорее предметом гордости.
Вместо того чтобы выйти нам навстречу, священник замер в картинной позе: руки скрещены на груди, голова надменно поднята. Фигура, что и говорить, величественная. Лица было почти не разглядеть, ибо его скрывала самая примечательная борода, какую я когда-либо видела. Она начиналась на уровне ушей, смоляной чернотой заливала щеки и верхнюю губу, черным водопадом спускалась почти до пояса. Брови священника были необычайно косматы. Лишь по ним можно было судить о чувствах их обладателя, и в данный момент брови особого оптимизма не внушали: они были нахмурены.
Заметив священника, большинство сельчан потихоньку улизнули. Осталось пять-шесть человек. На них были те же синие тюрбаны, и брови их выглядели так же неприязненно, как и у святого отца.
Эмерсон невольно рассмеялся:
- Дьяконы.
Он завел приветственную речь на великолепном арабском, после чего наступило молчание. Но вот борода священника дрогнула и раздался глухой, словно из бочки, голос:
- Доброе утро.
У мусульман, с которыми мне приходилось общаться, за формальным приветствием всегда следует приглашение зайти в дом, поскольку гостеприимство предписано Кораном. Мы напрасно ждали подобной любезности от наших единоверцев, если пользоваться этим термином в широком смысле. После долгого молчания священник спросил, что нам нужно.
Его показное недружелюбие вывело из себя Абдуллу, который, хотя и является во многих отношениях замечательным человеком, все же не лишен известного предубеждения против своих соотечественников-христиан. В деревню Абдулла вошел с таким видом, будто ничего хорошего от этого визита не ждет.
- Эй вы, грязные свиноеды, как вы смеете так обращаться с великим повелителем? Вы знаете, что перед вами господин Эмерсон, Отец Проклятий? А это его главная жена, премудрая и опасная врачевательница Ситт-Хаким! Они оказали честь вашей деревне, почтив ее своим присутствием. Пошли, господин Эмерсон, нам не нужна помощь этих презренных людишек.
Один из "дьяконов" что-то прошептал священнику на ухо. Тюрбан святого отца качнулся.
- Отец Проклятий, - повторил он, а затем нарочито медленно произнес: Я вас знаю... Я знаю ваше имя.
По моему телу пробежал холодок. В устах священника эта фраза ничего не значила, но, сам того не ведая, он повторил зловещую ритуальную фразу древнеегипетских жрецов. Знать имя человека или бога означало обладать властью над ним.
Абдулле эти слова тоже не понравились, хотя, наверное, совсем по иной причине.
- Знаешь его имя? Да кто здесь не знает? От порогов южного Нила до болот дельты...
- Хватит, - сказал Эмерсон. Губы его подрагивали, но он все-таки сохранял серьезное выражение лица, так как смех уязвил бы Абдуллу и оскорбил священника. - Вы знаете мое имя, святой отец? Это хорошо. Но я не знаю вашего.
- Отец Гиргис, священник церкви святой Мириам в Дронкехе. Вы действительно Эмерсон, который откапывает кости мертвецов? Вы не духовное лицо?
Теперь настал мой черед сдержать улыбку.
- Да, я тот самый Эмерсон. Я здесь для того, чтобы вести раскопки, и собираюсь нанять работников из жителей деревни. Но если они не хотят со мной работать, я найду работников в другом месте.
Крестьяне постепенно снова стали собираться на площади. А стоило Эмерсону произнести последние слова, как в толпе пронесся приглушенный ропот. Жители египетских деревень, будь то мусульмане или копты, чрезвычайно бедны. Возможность получить щедрое вознаграждение - это не то предложение, от которого стоит отказываться.
- Постойте, - поспешно сказал отец Гиргис, увидев, что Эмерсон собирается уйти. - Если вы пришли именно за этим, то можно поговорить.
В итоге нас все-таки пригласили в "пасторский дом", как окрестил его Эмерсон. Хижина отца Гиргиса мало отличалась от прочих египетских домов, разве что была немного почище. Основным предметом меблировки служила длинная оттоманка, обтянутая дешевым поблекшим ситцем, единственное украшение распятие с жутковатым Христом, вымазанным вместо крови красной краской.
По просьбе священника к нам присоединился робкий человечек с темным лицом, напоминавшим сморщенный орех, - староста деревни. Не было никаких сомнений, что этот испуганный египтянин обладает лишь номинальной властью. Он чуть слышно поддакивал "пастору" и встрепенулся, только когда Эмерсон упомянул про заброшенный монастырь. Староста побледнел и пролепетал:
- Но, господин, это невозможно!
- Мы не будем осквернять церковь, - вежливо сказал Эмерсон. - Нам вполне достаточно тех помещений, где когда-то размещались кладовые и кельи.
- Но, великий господин, туда никто не ходит! - упорствовал староста. Это место проклято, там таится зло. Это обитель ифритов!
- Проклято? - недоверчиво повторил Эмерсон. - Обитель святых монахов?
Староста закатил ореховые глаза:
- В давние-давние времена все божьи люди были убиты. Отец Проклятий. И души их все еще бродят по своему жилищу. Они ищут мести...