Я попыталась сменить тему разговора вежливым вопросом о здоровье миссис Уилберфорс. Мое приглашение распространялось, разумеется, и на эту даму, но обстоятельства не позволили ей прийти. Обстоятельства всегда не позволяли ей прийти. Складывалось впечатление, что миссис Уилберфорс – довольно болезненная личность.
Однако мой тактичный маневр пропал втуне. Преподобный Сейс, в адрес которого Эмерсон неоднократно отпускал язвительные замечания, был не настолько христианином, чтобы упустить возможность отомстить.
– Кстати, о профессиональной деятельности, – сладким голосом заговорил он. – Насколько я понял, наш друг де Морган собирается копать в Дахшуре. А вы где будете трудиться, дорогой профессор?
Судя по выражению лица Эмерсона, он готов был обрушить в адрес бедного мсье де Моргана град проклятий. Я поспешно пнула супруга. Гримаса ярости на его физиономии сменилась гримасой страдания. Эмерсон судорожно ойкнул, а я быстро заговорила:
– В Мазгунахе! В этом сезоне мы собираемся заняться пирамидами в Мазгунахе.
– Пирамидами? – Уилберфорс был слишком учтив, чтобы возражать даме, но на лице его читалось сомнение. – Признаюсь, мне казалось, что я знаю все известные пирамиды.
Ничего не оставалось, как упрямо сказать:
– А это неизвестные пирамиды!
После этого разговор перешел на общие темы. И только когда мы перебрались в гостиную, чтобы выпить бренди и выкурить сигары (последнее, увы, касалось лишь джентльменов), я достала обрывок папируса и протянула его преподобию.
– Вот что я купила сегодня у одного торговца древностями.
Глубоко посаженные глазки преподобного вспыхнули любопытством. Поправив очки, он внимательно рассмотрел письмена, после чего неуверенно протянул:
– Я не специалист в коптском языке, дорогая миссис Эмерсон. Полагаю, это... – Он замолчал, изучая текст, а Уилберфорс с улыбкой заметил:
– Удивляюсь вам, миссис Амелия. Я-то думал, чета Эмерсонов принципиально не покупает ничего у этих стервятников.
Эмерсон тут же надменно выпятил подбородок:
– Я-то не покупаю! К сожалению, у моей жены более гибкие моральные принципы.
– Мы ищем папирусы для Уолтера, – объяснила я.
– Ах да! Профессора Эмерсона-младшего. Но боюсь, на этом поле вас ждет жестокая конкуренция, дорогая миссис Амелия. Сейчас столько молодых людей увлеклось древнеегипетским, что тексты идут нарасхват.
– И вы тоже за ними охотитесь? – спросила я, внимательно глядя на мистера Уилберфорса.
– Конечно. Но, – глаза американца лукаво блеснули, – я веду честную игру. Если вы найдете что-нибудь стоящее, меня можете не опасаться: я не стану чинить козни и пытаться увести у вас из-под носа лакомый кусочек.
– Чего нельзя сказать о некоторых наших коллегах, – проворчал Эмерсон.
Ответа мистера Уилберфорса я не расслышала. Мое внимание привлекла пара, вошедшая в гостиную.
Молодой человек повернул голову и что-то сказал своей спутнице. У него был идеальный греческий профиль, характерный для изысканных статуй Аполлона. Зачесанные назад волосы оставляли открытым высокий классический лоб и сияли как электрум – так называется смесь золота и серебра, которую египтяне использовали в наиболее ценных украшениях. Чрезвычайная бледность (наверное, только что приехал на Восток) усиливала сходство со статуей – лицо казалось вырезанным из мрамора. Внезапно с молодым человеком произошла разительная перемена. Он посмотрел на свою спутницу и... улыбнулся, лицо его словно засветилось. Мраморная статуя ожила, по-другому и не скажешь.
Сопровождавшая его леди... гм, а леди ли это? Атласный наряд кричащего ярко-лилового цвета своим экстравагантным видом наводил на мысль не столько о мире моды, сколько о полусвете. Платье было щедро оторочено соболями, усыпано бисером и снабжено оборками и кружевами, бантами и перьями, умудряясь при этом оставлять обнаженной пышную белую грудь. Сверкающие драгоценности просто усеивали дородные прелести особы, а лицо ее было надежно скрыто под толстым слоем косметики. Если молодой человек походил на прекрасную мраморную статую, то его спутница – на толстое разрисованное чучело.
Эмерсон толкнул меня в бок:
– На что это ты уставилась, Амелия? Мистер Уилберфорс спрашивает, что...
– Ох, простите! Честно говоря, загляделась на этого красивого юношу.
– Как и все остальные дамы в гостиной, – усмехнулся мистер Уилберфорс. – Примечательное лицо, не правда ли? Когда я с ним познакомился, он мне напомнил всадника на фризе Парфенона.
Похоже, пара направлялась именно к нам. Вульгарная особа жеманно цеплялась за локоть своего прекрасного спутника. Я испытала настоящее потрясение, увидев, что греческий герой облачен в пасторское одеяние.
– Священник!..
Эмерсон презрительно скривил губы:
– Именно поэтому он так очаровывает женщин. Недоразвитые дамочки падки на худосочных служителей церкви. Ваш коллега, Сейс?
Его преподобие поднял взгляд. Лоб его прорезали морщины.
– Нет!
– Он американец, – объяснил Уилберфорс. – Член одной из тех странных сект, что как грибы появляются в моей огромной стране. По-моему, они называют себя Братьями святого Иерусалима.
– А... э-э... дама?
– Понятия не имею, почему тебя интересуют подобные личности, – проворчал Эмерсон. – Если и есть на свете что-то более скучное, чем благочестивый лицемер, так это легкомысленная модница. По счастью, я с такими особями не имею ничего общего.
Вообще-то вопрос мой был обращен к мистеру Уилберфорсу, и тот оправдал мои надежды:
– Это баронесса фон Хохенштайн фон Бауэр фон Грюневальд. Древний баварский род, почти такой же богатый, как английский королевский дом.
– Ха! – воскликнул Эмерсон. – Так, значит, молодец – банальный охотник за приданым?! Так я и знал! Худосочный лицемер!
– Да помолчи же, Эмерсон, – не выдержала я. – Они обручены? Похоже, баронесса находится с молодым человеком в очень дружеских отношениях.
Уилберфорс улыбнулся в бороду:
– Не думаю. Баронесса – вдова, но разница в возрасте... Да и называть этого человека охотником за приданым было бы несправедливо. Все, кто знаком с этим юношей, отзываются о нем с большим уважением.
– Знать его не хочу и говорить о нем не хочу! – отрезал Эмерсон. – Ну, Сейс, что вы думаете об этом папирусе?
– Трудный текст, – медленно сказал Сейс. – Собственные имена я могу прочесть, но только потому, что они греческие...
– Дидимус Томас, – сказала я.
– Поздравляю вас с такой проницательностью, миссис Эмерсон. Вы, несомненно, обратили внимание вот на эту лигатуру, которая служит сокращенным обозначением имени Иисуса.
Я скромно улыбнулась. Эмерсон фыркнул.
– Библейский текст? Ничего другого копты и не писали, будь они прокляты, одни лишь скучные копии Писания да нудные небылицы о святых. Кто этот Дидимус Томас?
– Апостол, насколько я понимаю, – ответил священник.
– Фома Неверующий? – просиял Эмерсон. – Единственный апостол, в котором нашлась крупица здравого смысла. Старина Фома мне всегда нравился.
Сейс нахмурился.
– "Блаженны не видевшие и уверовавшие", – процитировал он.
– Ну что еще мог сказать этот человек? – вопросил Эмерсон обрадованно. – О, этот ваш Иисус умел жонглировать словами, если, конечно, он вообще существовал, что весьма сомнительно.
Редкая бороденка Сейса задрожала от возмущения.
– Если такова ваша точка зрения, профессор, то этот обрывок представляет для вас мало интереса.
– Вовсе нет. – Эмерсон выдернул папирус из рук преподобного. – Сохраню его на память о любимом апостоле. Честно говоря, Сейс, вы ничем не лучше других бандитов-археологов, стремящихся украсть мои открытия.
Мистер Уилберфорс громко объявил, что пора уходить. Эмерсон продолжал говорить, явно вознамерившись довести преподобного Сейса до бешенства. Начал с сомнения в существовании Христа, а закончил презрением к христианским миссионерам... Такое кого угодно выведет из себя.
– Эти ваши христиане были редкостными наглецами! – весело воскликнул мой ненаглядный. – С какой стати они пытались привить мусульманам свои узколобые предрассудки? В своем первозданном виде ислам ничуть не хуже любой другой религии... Конечно, любая религия – это жуткий вздор, но...