Свеча, которую держал мой похититель, давала слишком мало света, и видеть, что происходит сзади, я не могла. Эмерсона тащат следом или его бездыханный труп швырнули в пустую могилу?.. От этой мысли я похолодела, на мгновение даже забью о чудовищной вони.
Плоды жизнедеятельности летучих мышей не особенно ядовиты, но вот запах... У меня начала кружиться голова. Я едва сознавала, что меня подняли и потащили вверх по деревянной лестнице. Честно говоря, если бы не это, я наверняка задохнулась бы. Вскоре я уже не понимала, куда мы движемся: коридоры сплетались в настоящий лабиринт, призванный запутать грабителей и не позволить им добраться до погребальной камеры фараона.
Меня, во всяком случае, запутать удалось, но в свое оправдание скажу: вряд ли можно сохранить ясность мысли, когда тебя волокут вниз головой, а обоняние терзает невыносимая вонь.
Наконец негодяй остановился и склонился надо мной. Глаза мои слезились от едкой пыли, но мне не хотелось, чтобы похититель возомнил, будто я плачу от страха, поэтому я сморгнула слезы и попыталась скроить свирепую гримасу. Поверьте, с кляпом во рту это не так-то легко. Похоже, особого успеха я не достигла: физиономия мерзавца расплылась в идиотской улыбке. В неверном мерцании свечи незнакомое лицо лоснилось, словно красное дерево, щедро смазанное гусиным жиром. В одной руке похититель держал свечу, в другой сжимал длинный и острый нож. Лезвие зловеще поблескивало.
Дна быстрых взмаха... Я опрокинулась на спину, попыталась вскрикнуть и полетела в чернильную мглу.
Если вас похитили, связали, заткнули рот кляпом, потом затащили в пирамиду и, наконец, швырнули в какую-то подозрительную яму и вы при этом ни капельки не испугались, то поверьте – у вас явно не все в порядке с головой. А у меня с головой все в порядке. И потому я не просто испугалась, а оцепенела от ужаса. Скользя в непроглядном мраке, слепая и беспомощная, я чувствовала, как шевелятся волосы на голове. Впереди, в конце адского туннеля, в бездонной пропасти обитают чудовища, питающиеся телами и душами мертвых. Часть помутившегося от страха рассудка, разумеется, понимала, что чудовища бывают только в сказках, зато другая часть прекрасно сознавала, что вместо чудищ внизу меня ждут острые камни, о которые мои бедные кости разлетятся на мелкие кусочки.
Теперь я верю рассказам тех, кто утверждает, будто перед кончиной в течение нескольких секунд перед человеком проносится вся жизнь. Падая в пропасть, я успела припомнить каждое мгновение своей жизни, вплоть до мельчайших деталей. Я настолько увлеклась воспоминаниями, что даже забыла о своем бедственном положении. В чувство меня привела жестокая реальность. Впрочем, тут я несправедлива – реальность могла оказаться куда более жестокой. Взметнув фонтан брызг, я плюхнулась в воду. Под водой была грязь, и только под грязью – острые камни. Вода и грязь изрядно смягчили падение, и каменные клыки не добрались до моей многострадальной... хм... плоти, назовем это так. Хотя, поверьте, барахтаться в липкой грязи – занятие не из приятных. Радовало лишь то, что хоть частично удастся избавиться от вони летучих мышек, которой я пропиталась насквозь. Как говорится, нет худа без добра.
Судорожно барахтаясь в жиже, я вдруг поняла, что руки и ноги больше не связаны. А в следующую секунду до меня дошло, что судьба Офелии мне не грозит: вряд ли удастся утонуть там, где можно смело встать на ноги. Что я и сделала. И поспешно выдернула изо рта кляп. Эта тряпка, конечно, не позволила наглотаться отвратительной жидкости, но все должно быть в меру. Не стану же я разгуливать с кляпом во рту всю оставшуюся жизнь.
Едва я успела принять вертикальное положение, как снова полетела в воду – рядом шлепнулся какой-то весьма тяжелый предмет. Не мешкая ни секунды, я нырнула в кромешный мрак и принялась шарить в воде руками. Вскоре пальцы наткнулись на что-то мягкое и склизкое, похожее на шкурку дохлого зверька. Я узнала бы это «что-то» в любом виде! Сухом или мокром, чистом или грязном! Какое счастье, что Бог наградил Эмерсона такой густой шевелюрой! Я вцепилась в волосы ненаглядного супруга и изо всех сил потянула вверх.
Даже ангельский хор не прозвучал бы так чарующе, как эти проклятья. Раз Эмерсон ругается, значит, он не только жив, но и в сознании. Наверное, холодная вода привела его в чувство.
Отплевавшись, супруг развернулся и нанес стремительный удар. Благо я была к тому готова, не то наверняка лишилась бы половины зубов. Вильнув в сторону, я опасливо отодвинулась от ненаглядного как можно дальше и задушевно прошептала:
– Это я, Эмерсон, твоя Пибоди.
– Пибоди! – пробулькал Эмерсон. – Это ты? Слава богу! Но где, черт возьми, мы находимся?
– Внутри Черной пирамиды. Точнее, под ней. Мне удалось определить направление.
Эмерсон нащупал в темноте мое лицо и прижал меня к себе.
– Ну и в переделку мы попали. Последнее, что я помню, – это взрыв где-то в основании черепа. Но с чего ты взяла, что мы внутри Черной пирамиды? Еще одна твоя фантазия? Никогда не думал, что внутри пирамиды может быть так мокро.
– Меня связали и запихнули в рот кляп, но сознания я не теряла. Эмерсон, они нашли вход! Он не на северной стороне, где его ищет мсье де Морган, а на уровне земли у юго-восточного угла. Неудивительно, что француз не смог его отыскать. – Критическое покашливание, донесшееся из темноты, напомнило, что я отклонилась от темы. – Подозреваю, что мы в погребальной камере. Если помнишь, эта пирамида стоит совсем рядом с полями. Недавнее наводнение, возможно, затопило нижнюю часть.
– Но почему они нас просто не убили? Зачем скинули сюда? Полагаю, ты сможешь найти путь назад.
– Надеюсь, Эмерсон. Но это очень запутанная пирамида, настоящий лабиринт. И я находилась не в лучшем состоянии. Похититель большую часть пути тащил меня за собой, и... э-э... мое тело все время билось о камни, а...
Эмерсон зарычал.
– Тащил, говоришь? Мерзавец! Вырву у негодяя печень, когда доберусь до него. Не бойся, Пибоди, я выведу тебя из любой пирамиды.
– Спасибо, дорогой Эмерсон, – с чувством ответила я. – Но для начала не мешало бы хоть что-нибудь разглядеть.
– Интересно, как? Если только ты не умеешь видеть в темноте, как Бастет.
– По словам Рамсеса, это все легенда. Даже кошкам нужно хотя бы немного света, а здесь такой мрак, что его можно пощупать. Постой, Эмерсон, перестань брызгаться, я зажгу спичку.
– Почему-то удары по ягодицам отбили у моей дорогой женушки мозги, – пробормотал про себя Эмерсон. – Пибоди, о чем ты...
Тусклое пламя спички отразилось в его расширившихся глазах.
– Подержи коробок, – велела я. – Мне нужны обе руки, чтобы зажечь свечу. Вот. Так-то лучше, не правда ли?
Стоя по пояс в грязной воде, с лиловым синяком во весь лоб, Эмерсон все-таки сумел изобразить широкую радостную улыбку.
– Никогда больше не буду насмехаться над твоим снаряжением, Пибоди!
– Мне приятно отметить, что уверения производителя в водонепроницаемости жестяной коробки оказались правдивыми. Нельзя рисковать нашими драгоценными спичками. Пожалуйста, закрой коробочку и положи ее в карман рубашки.
Эмерсон так и сделал. Наконец у нас появилась возможность оглядеться.
Неверное пламя свечи едва пробивало брешь в окружающей черноте. В глубине помещения, возвышаясь, словно остров, над водной поверхностью, проступал какой-то смутный силуэт. К нему-то мы и направились.
– Это саркофаг фараона. Вскрытый. Вот черт, Пибоди, мы не первыми обнаружили его.
– Где-то здесь должна быть крышка... ой... вот она. Я ударилась о нее ногой.
Бока саркофага из красного гранита находились почти на уровне головы Эмерсона. Он обхватил меня за талию и приподнял, чтобы я могла вскарабкаться на саркофаг.
– Пибоди, дай-ка свечу, осмотрю стены.
Эмерсон побрел к ближайшей стороне камеры. При тусклом освещении стены выглядели такими гладкими, словно были вырезаны из монолита. От вида этой ровной поверхности у меня сжалось сердце.
– Дорогой, держи свечу выше. Я летела довольно долго, прежде чем ударилась о воду.