Эмерсон рванулся вперед и оттолкнул Селима. Вместо того чтобы тратить время на раскопки, он схватил Рамсеса за запястье и изо всех сил дернул. Наш сын вылетел из-под земли, словно форель, охотящаяся за мухой.
Я стояла в сторонке, опираясь на зонтик, пока Эмерсон отряхивал сына. Все остальные топтались вокруг, помогая моему ненаглядному по мере сил. Когда Рамсес обрел относительно человеческий вид, я открыла флягу с водой и протянула мужу вместе с чистым носовым платком.
– Вымой ему лицо, Эмерсон. У Рамсеса, слава богу, хватило ума держать глаза и рот закрытыми, так что вряд ли он сильно пострадал.
Так оно и оказалось, но Эмерсон решил, что нам лучше все-таки вернуться. Я согласилась, поскольку это происшествие все равно прорвало паутину, которую я с искусством престарелой и многоопытной паучихи плела вокруг этого мерзкого русского. Продолжать расспросы не имело никакого смысла.
Де Морган не стал нас задерживать.
После того как мы нехотя попрощались с Дахшуром и двинулись в обратный путь, ко мне неуверенно приблизился Селим и робко потянул за рукав.
– Госпожа, я вас подвел. Побейте меня, прокляните меня!
– Ничего страшного, мои мальчик, – улыбнулась я. – Удержать Рамсеса совершенно невозможно. Он всегда найдет куда упасть. Твоя задача состоит в том, чтобы спасти его или позвать на помощь, и с этим ты вполне справился. Если бы не ты, он мог бы задохнуться.
Лицо Селима просветлело. Он благодарно поцеловал мне руку.
Эмерсон с Рамсесом ушли немного вперед. Услышав мои слова, они остановились.
– Совершенно верно, Пибоди. Ты точно описала ситуацию. Я уже предупредил Рамсеса, чтобы он вел себя осторожнее и... больше на эту тему говорить не стоит.
– Гм...
– Все хорошо, что хорошо кончается, – упорствовал Эмерсон. – Кстати, Пибоди, с какой радости ты стала расспрашивать прощелыгу де Моргана о грабителях? Какой толк разговаривать с круглым идиотом? На этом посту он не лучше, чем его предшественник.
– Я собиралась расспросить Каленищеффа о смерти Абделя, но мне помешал Рамсес.
– Помешал? Помешал! Вот как, оказывается, ты на это смотришь.
– Этот Каленищефф – очень подозрительный тип. Ты заметил, как он отреагировал на слова о Гении Преступлений?
– Если бы я носил монокль...
– Ты? Монокль? Не могу себе представить, чтобы ты нацепил столь нелепый предмет.
– Если бы, – упрямо повторил Эмерсон, – я носил монокль, то он бы тоже у меня упал после такого абсурдного предположения. Прошу тебя, заканчивай с игрой в сыщицу, Амелия. Теперь нам до этого нет никакого дела.
8
Эмерсон, разумеется, выдавал желаемое за действительное, когда говорил, что с расследованием убийства бедного Абделя покончено. Если бы он дал себе труд хоть немного поразмыслить, то наверняка бы понял, что факт нашего отъезда из Каира не означает, что мы уехали от преступлений.
Вор проник в наш номер, потому что нам многое известно о смерти Абделя. В этом я сомневалась не больше, чем в своем собственном имени. И вор не нашел того, что искал. Но эта вещь для него очень важна, иначе он не стал бы рисковать, проникая в столь солидную гостиницу, как «Шепард».
Какой же отсюда проистекает вывод?
Для любого разумного человека он очевиден. Вор будет продолжать поиски. Раньше ли, позже, но мы о нем услышим – последует или еще одна попытка ограбления, или нападение на нас, или какое-нибудь иное, не менее увлекательное происшествие. Так как эти простые и очевидные соображения не пришли Эмерсону в голову, я не сочла нужным сообщать супругу о своих умозаключениях. Он бы только отмахнулся.
На следующий день мы приступили к работе. Эмерсон решил начать с самого позднего по времени захоронения. Я попыталась его отговорить, поскольку христианские мученики никогда меня не привлекали. Сплошь зануды.
– Эмерсон, ты прекрасно знаешь, что останки на этом кладбище относятся, судя по всему, к римской эпохе. Ты же терпеть не можешь такие кладбища. Почему бы не начать работу с... э-э... пирамид? Там могут обнаружиться гробницы, и храмы, и подземные сооружения, и...
– Нет, Амелия. Я согласился вести раскопки в Мазгунахе и буду копать здесь со всей тщательностью и вниманием к деталям. Дабы никто не сказал, что Эмерсон уклоняется от своих обязанностей.
И мой супруг зашагал прочь, расправив широкие плечи и устремив нос навстречу горизонту. Вид у него был столь решительный, что у меня не хватило духу указать на недостатки такой походки: когда твой нос уперт в синюю даль, то недолго споткнуться и сломать шею. Через несколько шагов Эмерсон, разумеется, споткнулся. О Рамсесову кучу черепков. И растянулся во весь рост.
Рамсес, который направился было вслед за отцом, благоразумно юркнул за мои широкие бриджи. Бросив на нас злобный взгляд, Эмерсон поднялся и захромал дальше. На сей раз нос его был уткнут в землю.
– Что папа собирается делать? – пискнул Рамсес.
– Нанять работников. Видишь, вон они идут.
За столом, где теперь восседал Эмерсон вместе с Джоном, собралось несколько человек. Мы решили поручить Джону, вести табель: записывать имена рабочих, следить за тем, сколько часов каждый работал, и отмечать премии за наиболее ценные находки. Претенденты продолжали стекаться ручейками со стороны деревни. В темных одеяниях и синих тюрбанах, они производили весьма мрачное впечатление. Некоторое оживление вносили лишь дети. Мы собирались нанять несколько ребятишек, как мальчиков, так и девочек, чтобы они относили корзины с песком.
Рамсес внимательно осмотрел толпу кандидатов в археологи и справедливо решил, что ничего интересного в предстоящей процедуре нет.
– Мама, я буду тебе помогать, – объявил он.
– Очень мило с твоей стороны, Рамсес. А ты не хочешь закончить свои собственные раскопки?
Рамсес бросил на черепки уничижительный взгляд:
– Я с ними покончил к полному своему удовлетворению. Я просто желал провести пробные раскопки, поскольку у меня нет никакого опыта, хотя я неплохо осведомлен об основных принципах. Однако очевидно, что это место лишено интереса. Теперь я рассчитываю обратить свое внимание на...
Я закатила глаза:
– Помилуй, Рамсес! Не могу понять, откуда у тебя эта прискорбная привычка к многословию. Нет никакой необходимости прибегать к пространной речи в ответ на простой вопрос. Краткость, мой мальчик, – это не только признак острого ума, но и свидетельство хорошего литературного стиля. Я просила бы тебя брать пример с меня и впредь, ведь твоя мама...
Меня перебили, но не Рамсес, который внимательно слушал, а Бастет. Жалобно мяукнув, она цапнула меня за ногу. По счастью, сапоги из толстой кожи не позволили острым зубам добраться до моей плоти.
На страницах личного дневника я могу признаться в допущенной ошибке. Мне не следовало перебивать Рамсеса, когда он заговорил о своих планах. Бастет лишь указала на мое недостойное поведение.
Все утро я занималась хозяйственными делами. И лишь когда рабочие приступили к раскопкам после полуденного перерыва, нашла время взглянуть, как продвигается работа.
Они уже заложили первый шурф. Пятьдесят человек размахивали кирками и лопатами, и столько же детей сновали туда-сюда, оттаскивая мусор в сторону. Эта картина была мне знакома по предыдущим экспедициям, и, несмотря на весь мой пессимизм по поводу сезона в Мазгунахе, я приободрилась.
Я прошла вдоль цепочки рабочих, в душе надеясь, что кто-нибудь вдруг вскрикнет, обнаружив ценную находку. И моим глазам предстанет сокровище – саркофаг, тайник с драгоценностями или даже нетронутая гробница. Но открытие я сделала лишь в конце шурфа.