— Как всегда, Awkward Anna, — и тут же устыдился своих слов, пытаясь объяснить папе. — Понимаешь, ей это ужасно подходит.
Скоро все только так её и называли. При этом они покачивали головами и иногда даже говорили нежным голосом, но отделаться от нового имени было уже невозможно. Руди употреблял его чаще всех, он догадывался, как ей больно. Только папа никогда её так не называл, он тоже догадывался.
С Руди справиться невозможно, Анна это усвоила, когда была ещё совсем маленькой.
У неё пропало и малейшее желание удивлять папу знанием английского. Английский теперь накрепко связан с ужасным прозвищем, которое повсюду следовало за девочкой.
Awkward. Awkward. Неуклюжая. Неуклюжая.
Она ненавидела это слово, но понимала, правда есть правда.
Помимо своей воли, с каждым днем она заучивала всё больше и больше новых слов. Неожиданно, к всеобщему изумлению, мама сдалась и начала говорить на новом языке вместе со всеми остальными. Анна больше не была её соратницей по молчанию. Теперь упорство дочери сердило маму.
— Пора уже бросить это упрямство, Анна, — заявляла она. — Я, хоть и старая, а учусь. Мы все должны делать то, что необходимо. — При этих словах у неё к глазам подступали слезы.
Анна только отворачивалась. Мама никогда не поймёт. И незачем чувствовать себя виноватой, глядя на мамины слезы. Она и без Анны плачет теперь каждый день. Она плачет каждый раз, как начинает упаковывать вещи.
— Ты не можешь взять с собой всё на свете, Клара, — папа уговаривал её отдать супницу тете Тане.
Анна считала, что очень глупо плакать из-за супницы. Супница была даже безобразней, чем она, Анна, с дурацкими маленькими ангелочками, которые держали её ручки, с кривыми ножками, чтобы ставить супницу на стол, большая и неуклюжая.
Неуклюжая — опять это противное слово!
— Мне её подарили, когда я ещё была невестой, — плакала мама, и тётя Таня плакала вместе с ней.
Папа сдался на мамины уговоры взять с собой часы, стоявшие на каминной полке и отбивавшие время каждые четверть часа. Они принадлежали ещё маминой маме. Папа знал, когда следует сдаться. На этот раз Анна была рада. Ей нравился их музыкальный звон. Часы были самым ранним воспоминанием детства — она лежит в кровати и слушает их звон.
Вот уже наступил последний день в школе.
— Ну, Анна, ты нас покидаешь, — в голосе фрау Шмидт не слышно было сожаления. — Надеюсь, ты будешь прилежно заниматься с новой учительницей.
Но когда Анна, неся свои вещи, шла по коридору, её окликнул другой голос.
— Анна, — это была фрейлейн Браун, — я надеялась, ты не исчезнешь, не попрощавшись.
Анна с удивлением посмотрела на учительницу. Фрейлейн Браун преподавала музыку, и девочка любила её уроки. Но ей и в голову не приходило, что учительница помнит её имя.
— Мне тебя будет не хватать, — ласково сказала та. — У тебя такой приятный голос, Анна, и ты, когда поёшь, всю душу в слова вкладываешь.
— Я… я… спасибо вам, — заикаясь, ответила девочка. — До свидания.
На одно мгновенье ей даже стало жалко расставаться со школой.
Наконец наступило время отъезда. Они уезжают завтра, далеко от дома, туда, где все говорят по-английски.
Анна поклялась самой себе никогда не говорить на этом языке, и не важно, что она там пообещала папе. Но как же сдержать клятву в Канаде?
Все было запаковано. Во время последнего ужина во Франкфурте им пришлось сидеть на ящиках.
— Тут теперь так одиноко, — глядя вокруг огромными от тревоги глазами, прошептала Фрида.
Папа всё время смеялся. Он как будто долгое время боялся смеяться, но теперь все страхи исчезли. Он знает, куда их везет, будущее спокойно и надежно.
— Нам не должно быть одиноко, — подбадривал он остальных. — Мы же все вместе. Мы начнем всё с начала, все Зольтены вместе. Нам просто надо набраться смелости. Какую же нам спеть песню для храбрости?
Гретхен, а не Анна, ответила первой.
— Мои мысли так вольны, — закричала она.
Анна почувствовала себя куда веселей, когда голоса разогнали тени и наполнили пустой дом радостными звуками.
Внезапно девочке изменил голос, и она замолчала. Никто, кроме неё, не заметил — мама снова плачет. По маминым щекам текли слезы. Пока все остальные радостно и бодро допевали песню, Анна всё глубже погружалась в одиночество и страх. Тут она увидела, что папа улыбается маме, и снова взглянула на неё.