Но девочка не принимала жалости ни от кого, даже от папы.
— Мне сейчас кое-что надо сделать, прямо сейчас, — солгала она, не глядя ни на отца, ни на сестру. И ушла, высоко подняв голову и выпрямив спину. Неподалеку была спасательная лодка.
Если спрятаться за лодкой, её не будет видно. Всё равно некуда идти, нечего делать, некуда деться от одиночества и боли внутри.
Но тут оказалось, что девочке по-прежнему слышны их голоса.
— Ну, папа, — жалобно начала Гретхен, — почему всегда злишься на Анну, даже когда совсем не хочешь?
Анна вся напряглась, готовая к новой обиде.
— Понятно, это не всегда просто, — начал папа медленно, обдумывая каждое слово, — но, Гретхен, наша Анна какая-то совершенно особенная. В один прекрасный день увидишь, я прав. У неё в душе столько любви спрятано.
— Да, папа, — невыразительным голосом ответила Гретхен.
Но Анна и думать забыла о старшей сестре. Оказавшись за спасательной лодкой, она очутилась в совершенно новом мире, созданном папиными словами.
Не ослышалась ли она? Что папа сказал?
Особенная!
Она, может, и не расслышала всех слов, но в одном сомнения нет, папа назвал её, Анну, особенной.
Он ведь не сказал, что она "не такая, как все", она ненавидит быть не такой, как все. Но быть особенной совсем другое дело. Это что-то замечательное, так ведь? Как будто ты лучше других.
Анна неспешно бродила по палубе, размышляя о волшебном слове. Оно сияло, оно пело внутри. Из-за него день опять стал прекрасным.
Но правда ли это?
Она замерла, глубоко задумавшись.
Девочка знала, что на вид она никакая не особенная. Слишком рослая и совсем уж не хорошенькая.
И столько всего не может научиться делать — не умеет шить, вязать, вытирать пыль так, чтобы мама была довольна, играть в разные игры, читать даже простейшие книжки.
Она умеет петь, у неё хороший голос, ей это фрейлейн Браун сказала. А все остальные поют ничуть не хуже.
Но папа же назвал её "особенной".
Тут она заметила прямо перед собой ещё одну металлическую балку вроде той, на которой упражнялись старшие братья и сестры. Под их пристальными взглядами она бы никогда не решилась попробовать, но теперь, когда папины слова поют в сердце, когда в душе царит ощущение обновлённого мира, возникшее на пароходе, стоит попытаться. Тем более, что вокруг никого нет, так что смеяться никто не будет. Если получится здесь, можно вернуться и показать остальным. Она ничего не скажет, просто перекувырнется через балку, будто всегда только этим и занималась.
Вдруг у неё получится?
Анна решительным шагом направилась к балке и крепко её схватила. От напряжения ладони сразу же стали скользкими. Отталкиваясь ногами, она попыталась сделать кувырок — как братья и сестры. Оторвала одну ногу от палубы и тут почувствовала, что соскальзывает вниз.
— Я смогу, смогу, смогу, — отчаянно прохрипела девочка.
Нет, она явно неправильно держится за балку. Тут, верно, есть какой-то подвох. Пальцы разжались, и Анна приземлилась на твёрдую палубу, больно ударившись локтями и коленками.
Она полежала пару минут, раздумывая, не попробовать ли ещё разок, но не могла сообразить, что делает неправильно.
Анна быстро вскочила, оправила платье и вдруг помчалась куда-то наобум, налетела на столб, расшибла коленку о стопку складных стульев, но всё бежала, не останавливаясь.
Она добралась до уголка палубы, где никого не было, даже вдалеке. Запыхавшись, она прислонилась к какой-то стенке.
Солнце сияло, как раньше, небеса по-прежнему казались огромными и голубыми, но только в душе Анны больше не было радости.
— Он не прав, — закричала девочка пролетевшей мимо чайке. — Папа не прав. Я совсем не особенная!
Голос Анны был полон отчаянья, но птица улетела, ей не было до девочки никакого дела, поэтому поблизости не оказалось ни одной живой души, чтобы услышать, как Анна, сама того не заметив, в первый раз в жизни громко говорит по-английски.
Глава 5
Анна на ходит друга
— Мистер Менсис обещал встретить нас, — сказал папа.
Зольтены только что сошли с поезда и устало оглядывались. Вокруг не было никого знакомого, никто не вышел им навстречу и не представился мистером Менсисом, поверенным в делах дяди Карла.
— Менсис, — пробормотала мама, — это не немецкое имя.
— Мы теперь в Канаде, Клара, — заметил папа. Его едкая интонация удивила детей, папа обычно не бросался резкими словами.
— Он должен быть где-то поблизости, — добавил он через минуту, на этот раз нормальным голосом.