У новой учительницы голос был низкий с хрипотцой, совсем не такой, как у фрау Шульц. Она так широко улыбалась, что даже Анне не пришло в голову усомниться в искренности её улыбки.
"До чего же она хорошенькая! Волосы блестят, как у Гретхен. А глядит на меня, словно папа".
"Она меня ещё не знает, — напомнила самой себе девочка и даже не улыбнулась в ответ. — Она ещё не слышала, как я читаю".
— Я вам привел нелёгкую задачку, Эллен, — вполголоса произнёс доктор.
"Нелёгкую задачку?"
Доктор, конечно, говорил по-английски, и последних двух слов Анна не поняла. Может, это значит "тупица и идиотка"? Не похоже, доктор по-прежнему ласково держит её за руку. Анна постаралась запомнить эти новые слова. Потом, дома, можно спросить у папы.
Через несколько минут она уже сидела за партой и смотрела, как мама и доктор Шумахер уходят.
"Пожалуйста, не оставляйте меня тут одну", — чуть не вырвалось у Анны. Мужество полностью покинуло девочку.
Вместо этого она потянулась к новым хрустящим лентам Гретхен. Одна из них тут же слетела. Анна стащила и вторую и засунула банты с глаз долой в парту.
"Только бы не заплакать! Только бы не разреветься!"
Она отвлеклась, разглядывая новую парту. Девочка в жизни не видела ничего подобного. Парта устроена так, что крышку можно поднять повыше, и тогда книга подвигается ближе. Анна удивленно оглянулась кругом. Парта отнюдь не единственная странность этой комнаты. Карандаш толщиной в большой палец. Классная доска вовсе не черная, а зеленая, и мелок тоже толстый и почему-то жёлтый.
Даже дети какие-то другие. Многие куда старше Анны.
— У нас тут вместе с первого по седьмой класс, — объяснила мисс Уильямс маме.
Парты стоят не строгими рядами, привинченные к полу, а маленькими отдельными группками. Мисс Уильямс посадила Анну за парту справа, рядом со своим столом.
— Вот тут, поближе к Бенджамину, — указала она. — Бену нужен кто-нибудь рядом, чтобы всё время быть начеку, правда, Бен?
Анна не имела ни малейшего представления о том, что такое "быть начеку". Где это, "на чеку", о чём она таком говорит?
Может, просто шутит?
Но Анна не улыбнулась. И вовсе не смешно.
Мисс Уильямс быстро назвала имена учеников: Джейн, Мэйвис, Кеннет, Бернард, Изабелла, Джимми, Вероника, Джози, Чарли. Как ни пыталась Анна удержать их всех в памяти, они, казалось, в одно ухо влетали, в другое вылетали.
— Сначала всегда трудно, — учительница, наверно, заметила панику в её глазах, — но постепенно ты всех запомнишь. Бернард — самый старший, его ни с кем не спутаешь, он тут всеми командует.
"Как Руди, — подумала Анна. — Надо держаться от него подальше. Только бы вспомнить, который из них Бернард".
— Хорошо бы вам с Беном заниматься вместе, — продолжала мисс Уильямс.
— Надо ей Бена представить по всей форме, мисс Уильямс, — предложил высокий мальчик. Наверно, он и есть Бернард.
— Анна, познакомься, пожалуйста, — Бенджамин Натаниил Гудинау, — послушно произнесла учительница.
Анна посмотрела на маленького мальчика с чёрными всклокоченными кудряшками и проказливой физиономией. На целую голову ниже её, а очки такие же толстые. Маленькие глазки посверкивают из-за тяжёлых стекол.
— Меня так в честь обоих дедушек назвали, — объяснил мальчик.
— Ну хорошо, теперь ты с нами немножко познакомилась, — сказала учительница. — Пора и за дело приниматься.
Анна, чуть-чуть расслабившаяся после знакомства с Бенджамином Натаниилом, снова застыла в ужасе, будто пойманный в ловушку маленький зверёк. Что теперь? Опять чтение? Мисс Уильямс отошла к шкафу в углу комнаты и спустя мгновенье вернулась.
— Вот тут карандаши, Анна. Нарисуй, пожалуйста, картинку. Какую захочешь. Я помогу другим с их занятиями, а когда освобожусь, посмотрим, что ты знаешь из школьной программы.
Анна даже не прикоснулась к карандашам. Она совершенно не умеет рисовать и уж точно ничего не знает из школьной программы. Как же ей хочется домой, к папе!
И что такое "нелёгкая задачка"?
— Нарисуй свою семью, — предложила мисс Уильямс.
Она говорила ласково, но в то же время весьма настойчиво, будто лучше самой Анны знала, что та умеет делать. Учительница вложила коробку карандашей в неуклюжую, напряжённую ладонь девочки.
— Нарисуй папу и маму, братьев и сестер, и себя тоже нарисуй. Надо же мне познакомиться со всеми вами.
Коробка карандашей, такая твёрдая, такая настоящая, вернула девочке уже совсем было потерянное мужество. Большие и яркие карандаши словно приглашали порисовать. Учительница положила на парту бумагу, крепкую, желтоватую, лучше не придумаешь для рисования — не меньше шести листов.