– Я тут подумала… Может быть, мне лучше написать сочинение или сделать что-нибудь другое вместо соцсетей?
Он засмеялся. Начало не очень многообещающее.
– Мари, умеешь ты ролфить.
Наверное, надо рассмеяться, но мне не смешно. Он запустил руку в чёрную бороду и отложил телефон.
– Почему ты не хочешь сделать общее задание?
– Потому что мне нравится писать. Я хорошо пишу сочинения. Мне не очень хорошо даются… другие вещи. Например… Интернет или соцсети.
Он улыбнулся.
– Но в социальных сетях не нужно делать что-то необычное, – сказал Клаус. – Нужно просто быть самим собой на сто десять процентов, не согласна?
Я пожала плечами. Знаю, он хочет как лучше. Знаю, что считает себя самым крутым учителем, который придумал самое крутое домашнее задание. Проблема только в том, что он ошибается.
– Во мне нет ничего особенного.
– Знаешь что, Мари? Я уверен, что в тебе есть нечто совершенно особенное. Надо только немного подумать. К тому же мы ещё не приступили к самому заданию. Возможно, ты сама себя удивишь, если попытаешься.
– Да, но… У многих уже что-то получается с самого начала…
Клаус наклонился и посмотрел мне в глаза, как ребёнок на детской ёлке смотрит в глаза Деду Морозу.
– Не забывай, что на свете есть только один такой человек, как ты, Мари. Ты уникальна.
Хлопает своими ресничками и смотрит на меня, улыбаясь. Будто изрек божественную мудрость и ждет, пока у меня бабочки в животе запорхают. Но у меня не дрогнул ни мускул.
Он взял телефон. Разговор окончен.
– О’кей. Возможно, вы правы.
Кивнула, улыбнулась, хотя знаю, что он неправ. Я не уникальна.
Какой смысл быть самой собой на сто десять процентов, если ты безнадежно скучна?
Как он может это понять, если он на сто десять процентов дурак?
В среду у всей параллели физкультура на улице, так что половина нашего класса сидела на лавочке и смотрела, как другие играют в футбол.
Точнее не на сам футбол, а на Эспена. Полуправда.
Все удивляются, когда видят его в этот момент. Не ожидаешь, что за вызывающим цветом волос и странной одеждой может скрываться парень, любящий футбол. Но у него хорошо получается. По-настоящему хорошо.
– Сюда, сюда!
Эспен махал на фланге руками, и Амрит дал ему пас. Эспен его принял и рванулся к воротам. Забил гол. Все просто на раз-два.
– ДА-А-А!
Его команда прыгала вокруг него и радовалась. Судья засвистел. Игра закончилась. Они победили.
Эспен дал каждому пять и подбежал ко мне. Бросился на шею и держал меня в объятиях чуть дольше обычного.
Я постаралась сохранить самообладание, словно меня не волновало, что он делает это на виду у всех. Почти прокатило.
– Я, правда, думал, что последний гол мы забить не успеем. Офигенно сработали.
Он держался руками за бока и восстанавливал дыхание. Когда пульс пришёл в норму, он поднес руку ко лбу, чтобы вытереть пот.
– Можно я возьму твоё полотенце?
Я взяла полотенце и вытерла ему пот со лба. Эспен улыбнулся и забрал у меня полотенце.
– Спасибо. Я вспотел, как лошадь.
Я чувствовала, как пульсируют подушечки пальцев, которыми я только что касалась его лба. Не похож он на лошадь. Он похож на самого себя.
Потный, светло-розовый, высокий и очень симпатичный.
Группа девчонок из параллельного класса стояла поодаль и улыбалась, глядя на него. Эспен улыбнулся им в ответ.
– Хай-хай.
Они захихикали. Одна девочка оглянулась и задержала на Эспене свой взгляд дольше остальных. Внутри меня что-то сжалось в комок, и откуда-то из груди вырвался лёгкий вздох, который, слава богу, никто не услышал.
– Кто это?
Эспен посмотрел на меня и засмеялся. Снова провел полотенцем по уже сухому лбу.
– Это? Никто. Просто девчонки из класса.
– Ты их знаешь?
– Да не очень.
Я повернулась и посмотрела им вслед, Эспен продолжал что-то рассказывать. Кажется, он говорил о матче, но мои мысли витали где-то в другом месте.
– Почему они так тебе улыбались?
Он смущенно рассмеялся.
– Да ладно тебе, ну не знаю я! Мы учимся в одном классе. Это что, допрос?
Я смотрела, как он складывает полотенце. Как он кладет в пакет бутылку с водой. Как он улыбается и о чем-то говорит. Но мои мысли по-прежнему витали очень далеко. Наверное, сейчас слишком жарко или навалилась усталость после матча, но как он мог забыть, что я всегда знаю, когда он врет. Когда он подменяет правду ложью, его верхнее веко начинает немного дергаться. Например, когда про девочку из класса говорит, что она «никто».
Чего я больше всего боюсь перед восьмым классом: