— Да уж!
Джованна отошла подальше — на всякий случай, вдруг они будут буйные — и робко предложила попробовать еще и салат с холодным мясом. Мужчины радостно согласились.
После недолгой паузы граф Аверсано протянул:
— Должен заметить, что с голоду ты не умрешь. На худой конец тебя возьмут шеф-поваром. А горячее?
— Гвидо только сегодня закончил печь, так что я…
— Секундочку, а электрическая плита?
— У меня нет электричества.
— Что значит нет? Я же сказал секретарше позвонить в магистратуру.
Если это та же секретарша, которая не передала, что Джованна звонила из Штатов, то неудивительно.
— Франко, не злись, я прекрасно обхожусь без электричества. Тут полно свечей, ночи теплые, синьора Баллиоли откармливает меня, словно королевскую пулярку, а теперь, с печью Гвидо…
— Нет, синьор граф прав. Надо им сказать, а то они до Рождества с места не двинутся! А тебе надо скорее. То есть вам… синьорина Джованна.
Гвидо она в свои планы относительно дома посвятила, чтобы он помог ей с перепланировкой, а теперь это грозило ей разоблачением, поэтому Джованна поспешно сменила тему.
— Не происходит ровным счетом ничего такого, что стоило бы нервов и особого вмешательства синьора Франко. Я отлично живу в этом доме, а ты и твои друзья отлично его ремонтируете. Все со временем решится.
— Ладно. Лимонад и салат шикарные. Надо рассказать маме, она собирает рецепты.
Франко с некоторым неудовольствием поинтересовался у Джо:
— Значит, мой повар тебе не нужен, так что ли?
— Нет, что ты! Еще как нужен, спасибо, что предложил.
Стальные глаза обежали кухню. Франко подобрался, словно тигр перед прыжком. Голос напоминал мурлыканье.
— Сколько зеркал. Пространства стало больше, или мне кажется из-за них?
— Немного расширили, но в основном зеркала.
— Большая кухня. Для одного — так даже слишком.
— А я люблю простор.
Разговор заходил в опасные края. Гвидо заерзал на стуле и, судя по его виду, мечтал удрать. Франко был невозмутим, словно сфинкс.
— Зеркал так много… Ты уверена, что не собираешься открыть здесь бордель?
— Франко!
— Прости, погорячился. Просто удивлен. Такое ощущение, что в Пикколиньо въезжает целая армия, а не одна маленькая Джованна.
— Я люблю пространство. Если бы ты видел мою комнату в Штатах, ты бы меня понял.
— Я пошел. Пока, Джованна. До свидания, синьор Франко.
— Пока, Гвидо. И еще раз — спасибо за отличную работу.
— Спасибо, Гвидо.
Наступила томительная тишина. Потом Франко коротко ухмыльнулся.
— Я тоже поехал. Там в прихожей лежит телеграмма. Видимо, что-то срочное.
— Я посмотрю.
— Да уж, посмотри. Не забудь.
— Не забуду.
— Джо!
— Да?
— Ничего не хочешь мне сказать?
— Ничего, кроме спасибо. Твоя помощь бесценна.
Еще пара секунд, и пристальный взгляд Франко Аверсано прожигает кожу грязной обманщицы Джованны Кроу, но она молчит, как боец Сопротивления на допросе.
— Так я поехал?
— До свидания, господин граф.
— Пока, Солнышко. Увидимся.
— Конечно.
Она дождалась, пока не взревет мотор, и опустилась на стул, совершенно вымотанная разговором с Франко. Он ее подозревает, но даже понятия не имеет, как обстоят дела на самом деле.
Теперь телеграмма. Боже, только не неприятности. Этого добра она себе сама наваяет. Телеграмма была краткой и исчерпывающей
«Буду пятницу Пикколиньо Дейрдре».
5
В пятницу с утра Джованна сидела и блаженно улыбалась, глядя на маленький рыжеволосый сгусток энергии, носившийся по кухне, блистающей никелем и белизной полотенец.
Дейрдре О'Райли родилась в Ирландии, получила образование во Франции и Италии, жила — жила везде. Художница и искусствовед, она то учила детишек правильно смешивать краски, то мчалась на раскопки куда-нибудь в Мексику, то понимала, что ей просто необходимо научиться расшивать кожаные кисеты бисером, для чего отправлялась в Северную Америку, одним словом, Дейрдре О'Райли никто и ни за что не дал бы ее шестидесяти пяти лет.
Семью Аверсано она знала достаточно хорошо и близко благодаря своей подруге Лукреции, но в данный момент являлась гостьей Джованны Кроу. Беспокойной и необыкновенно желанной гостьей.
— Доди, остановись хоть на мгновение, я не могу тебя рассмотреть.
— Котенок, я уже в том возрасте, когда рассматривать меня необязательно и даже вредно. В известный момент надо принимать ислам.
— Зачем?
— Они там носят чадру, очень гуманно по отношению к остальным.
— Перестань кокетничать. Ты осталась девчонкой.
— Что может быть хуже семидесятилетней девчонки? Только восьмидесятилетняя девчонка. Шучу. Почему у тебя глазки красные? Плакала?
— От радости, Доди. Я по тебе скучала.
— Я по тебе тоже. Зеркала, зеркала. Слишком много света. Значит, туры для начинающих художников и я в качестве рояля в кустах. «А вот совершенно случайно к нам приехала настоящая художница!» Что говорит его сиятельство?
— А почему Франко должен что-то говорить?
— Потому что это Франко.
— Он… ничего пока не знает.
Дейрдре затормозила и уставилась на Джованну с искренним восхищением,
— Ты ничего ему не сказала? Фантастика! И он не догадывается? Так ведь будет скандал. Может, пора?
— Думаешь, так легко все ему сказать…
— Конечно! Гораздо труднее все скрывать. Раз — и выложила все, как есть. Гора с плеч, камень с души.
— Это тебе. А я боюсь.
— Сейчас я заварю себе чай, ты сядешь рядом, все мне расскажешь, и мы вместе придумаем план действий. Из Лондона я привезла упоительный лимонный кекс.
Джованна вздохнула и начала рассказывать.
Дейрдре глубокомысленно кивала и отрезала от кекса все новые куски. Наконец она изрекла:
— Не вижу ничего пугающего в поведении юного Франко. Вы не заключали никакого соглашения, ты ничего не подписывала. Во всяком случае, никаких обязательств.
— Да, но я ознакомилась с обязательствами арендаторов. Там ясно указано, что никакой коммерческой деятельности на территории поместья вестись не должно.
— Ой, прям такая коммерция! Кстати, когда приезжают первые клиенты?
— Скоро. Меньше двух недель осталось. А тут еще новоселье…
— Детка, это же шикарно! Новоселье — это мой любимый праздник. Все радуются, подарки дарят… Вы что, поругались с мальчиком?
— Мальчику скоро сорок, и поругаться с ним осмелится только камикадзе. Нет, мы в хороших отношениях.
— Еще бы! Вы же старинные друзья.
— Да ну! Какая там дружба. Так…
— Не скромничай, малышка. Я-то помню, как Лу беспокоилась за тебя.
Джованна этого как раз не помнила. Вот смех тетки в ту проклятую ночь помнила. Лу прямо изнемогала от хохота и все повторяла: «Значит, перекинул через плечо и унес? Молодец!»
Сточки зрения Джованны, прошлой и нынешней, смешного в той истории не было ничего.
— Доди, это было десять лет назад. Все быльем поросло.
— Ничего себе былье. Он тебе отдал дом, да еще и отстроил его заново, а ты — быльем поросло. Нет, это неспроста, помяни мое слово. У ирландцев на такие вещи нюх.
— На какие «такие»?
— Ну… всякие. Кого это к нам несет? Первые клиенты?
И рыжая художница метнулась к дверям. Джованна последовала за ней с отчаянно бьющимся сердцем. Она почти наверняка знала, кто это пришел…
Дейрдре присела в шутовском реверансе и заверещала:.
— Ваше сиятельство! Простите меня, дурочку деревенскую. Не нанесла вам первый визит, забылась. Если только вы будете великодушны, синьор граф…
Франко ухмыльнулся и подхватил маленькую художницу на руки. Крутанул по прихожей и крепко расцеловал в обе смуглые обветренные щеки.
— Я тебя уже предупреждал, Доди, здесь над всеми издеваюсь только я. Право феодала, знаешь ли. Ты приехала! И я очень этому рад.