Франко в восхищении салютовал ей бокалом, а Карло одобрительно кашлянул.
— Из нее выйдет толк, синьор Франко.
— Я уверен в этом, Карло. Она с детства подавала большие надежды. Потанцуем, принцесса?
— Потанцуем?
— Да. Это просто. Я тебя обниму, и мы будем ритмично двигаться под музыку…
Она засмеялась и протянула ему обе руки.
Щеки девушки горели от вина и еще — от казавшихся двусмысленными слов Франко. Абсолютно каждая его фраза несла скрытый смысл, и Джованна тщетно пыталась не думать о нем.
Теперь тело Франко было совсем близко, его руки уверенно и властно контролировали каждое их движение. Танцевать Джованна умела и любила, но сейчас это не было просто танцем. Их тела разговаривали на одном, только им понятном языке. Кровь звала кровь, кожа прикипала к коже, и в воздухе повисло напряжение, словно предчувствие молнии, словно эхо далекого, но приближающегося смерча…
Джованна плыла в объятиях Франко, почти оторвавшись от земли. Она не слышала музыки — ритм задавала кровь, толчками бьющаяся в висках. Франко не сводил с нее странно блестящих глаз. В них горел призыв, кипело желание, и не было ни насмешки, ни самоуверенности. Теперь они были на равных, мужчина и женщина…
— …Нет, приятно, конечно, что женщина впадает в транс в моих объятиях, но разговор это затрудняет. Ты хоть слышишь меня, Солнышко?
— А? Разве ты спрашивал о чем-то?
— Нет. Я рассказывал. Потом перестал. Ты не реагировала. О чем ты думала?
Я тебе не скажу. Это слишком неприлично. Кроме того, сказав об этом, я захочу этого еще сильнее. А у меня гости.
Вот что могла бы сказать Джованна Кроу, если бы язык ей повиновался, но вместо этого она просто покачала головой.
— Ни о чем. Мне просто было хорошо.
— Тогда почему ты стонала?
Она вспыхнула бы, если бы лицо и так не горело огнем. Молодое вино оказалось забористой штукой.
— Я не стонала.
— Стонала. И закусывала губы. Я испугался, что тебе больно.
— Франко, мне нужно с тобой посоветоваться. Насчет гостей.
— Я же сказал, не сегодня. Все дела завтра. Ну, пожалуйста, Джо! Не хочу сегодня быть графом и вершителем судеб. Кстати, ничего, что мы все танцуем, а музыка кончилась минут пять назад.
Она охнула, вокруг засмеялись. Франко тоже смеялся, и в серых глазах блестели золотые искорки. Как же он хорош, как красив и высок, этот граф Аверсано! И что же с тобой будет, бедная Джованна Кроу, когда всему этому придет конец?
Они отошли к скамье, и Джованна собралась было угоститься собственным мороженым, пока оно не кончилось, но в этот момент из толпы вынырнули трое. Весьма странная компания. Графиня Аверсано, раскрасневшаяся и немного смущенная. Дейрдре О'Райли, целеустремленная и нетерпеливая. И, наконец, Джек, стареющий рокер из Чикаго. Его пышная седеющая грива была прихвачена в хвост, а расшитая металлическими бляхами куртка-косуха красовалась на плечах Доди. Что интересно, пахло от рокера дымом, персиками и очень приятным одеколоном. Спиртного или сигарет Джованна не учуяла, хотя очень старалась. Если уж молодожены и йог такое вытворяют, то чем должен заниматься рокер из Чикаго…
Графиня обняла девушку и расцеловала ее в обе щеки.
— Дорогая, прекрасный праздник! Все такие довольные и счастливые, даже детей не отправляют спать.
Франко заботливо склонился над матерью.
— Не хочешь посидеть, мама? Ты, должно быть, устала…
— Как ни странно, Франко, наоборот. Я чувствую себя бодрой и очень молодой. Видимо, Доди колдует. Вот о чем я хотела посоветоваться…
Доди поплотнее закуталась в косуху, стрельнула на Джека томным взглядом и немедленно напустилась на Маргариту.
— Нечего спрашивать их разрешения! Ты уже взрослая, Марго. Просто поставь парня перед фактом. Новое дело — отпрашиваться у собственного сына…
Франко ошеломленно переводил взгляд то на мать, то на Доди, то на невозмутимого Джека.
— Я что-то не вполне понимаю…
— Франко, дорогой, мы тут забрели в рощу, туда, где маленький водопад и обрыв над долиной. Доди предлагает поснимать там сегодня ночью с особыми фильтрами, и рассвет тоже. Джек вызвался нам помогать, а я не знаю, как мне быть…
— Поснимать? Фильтры? Я сейчас сойду с ума…
Джованна неожиданно спокойно взяла его под руку.
— Это замечательно, синьора Маргарита. Рассветы здесь великолепны, а Доди… у нее отвратительный характер и несдержанный язык, но она отлично фотографирует.
— Нахальная девчонка, которой я отдала… ну могла бы отдать свои лучшие годы. И хорошо, что не отдала. Никакого уважения к старшим.
— Вы уверены, что вам не будет страшно ночью в лесу?
Графиня и Доди в один голос изумленно спросили:
— С Джеком?
И тут же подхватили рокера под руки. Тот улыбнулся и заговорил — неожиданно приятным хрипловатым баритоном.
— Франко, вам не о чем волноваться. Вы живете в замечательном месте, вас окружают замечательные люди, у вас замечательная мать… а у нее замечательная подруга. Мисс Кроу, я не успел сказать вам это днем, говорю сейчас: я страшно признателен вам за теплый и замечательный прием. Одну песню я обещал посвятить Доди, другую — Маргарите, но третья будет об этих местах, Пикколиньо? Уверен, это будут мои лучшие баллады.
Джек отвесил церемонный поклон, предложил своим дамам руки, и вся троица направилась к дому, чтобы забрать оборудование. Джованна с неподдельным удовольствием наблюдала за Франко. Не каждый день встретишь графа с таким ошарашенным лицом. Франко Аверсано только что рот не разинул.
— Джо… Я сейчас умру. Он зовет маму МаргаРитой…
— А Доди — Доди.
— Доди все зовут Доди, даже ее студенты. Но мама…
— А что мама? Мама молодая женщина, Франко. Достаточно молодая.
— Но этот Джек…
— Этот Джек не намного моложе их, если вообще моложе. По-моему, ты зря волнуешься.
— Я не волнуюсь, черт меня задери! Но как, скажи на милость, выгонять из дома человека, который всю ночь охранял и сопровождал на прогулке твою мать?
— Франко, об этом я и хотела поговорить…
— Нет!!! Слово феодала! Завтра, Джо. Все завтра. Начинаю думать, что был не совсем прав…
— Я тоже! Франко, я…
В этот момент Маргарита Аверсано опять неслышно возникла между ними.
— Джованна. дорогая, вопрос жизни и смерти. Я не смогу пойти на прогулку, если не решу его. Ты помнишь мой сад?
— Да, конечно,
— Я каждый вечер и каждое утро спускаюсь и поливаю каждый куст специальным витаминным раствором. За день земля сохнет. Мне никогда никто не помогал, но сегодня такой день… Одним словом, поручить мои цветы я могу только тебе. Не согласишься ли ты переночевать в замке? Твоя комната тебя ждет, а здесь все будет в порядке. Франко мог бы отвезти тебя, вернее, дойти пешком, да, сын, не хмурься, я видела, как ты пил вино. Так что, Джо?
— Господи, да, разумеется, я согласна! И не волнуйтесь, я умею обращаться с цветами.
— Не сомневаюсь. Ведь ты росла в доме Лукреции. У нее зацвел бы и веник — так про нее говорили в деревне. Подкормка стоит рядом со шлангом, Франко тебе покажет. Все, дорогие мои, до скорого.
Франко долго смотрел вслед матери, а затем тихо произнес:
— Спасибо за маму, Джо. Ты за несколько дней сделала то, чего не могли добиться психологи за полгода. Она снова жива, она улыбается, ей интересно встречаться с людьми, фотографировать рассветы, беседовать с рокерами… Потрясающе! Не ожидал этого. Кстати, а что это Доди так раскраснелась? Неужели… да нет, не может быть!
Джованна поманила его пальцем и тихо шепнула на ухо:
— Ненавижу сплетничать, но в данном случае это не злословие, а восхищение. Последний любовник Доди был младше ее на двадцать пять лет, а когда она дала ему от ворот поворот, он стоял у нее под окном целые сутки и плакал. Она же ирландка!
— Ну и что?
— Значит, ведьма. Да и на свои годы ни она, ни Маргарита не выглядят.