Не тратя времени на разговоры, мессир Ламори тянул ее куда-то в глубь башенки мимо странных предметов на длинных дощатых столах.
Когда глаза девушки немного привыкли к полумраку, она различила вереницу колб, ступок, разноцветных баночек… То тут, то там горели небольшие жаровенки, курясь ароматными дымками, а впереди угадывался большой камин с грудой ярких углей.
Около камина и закончилось их краткое путешествие. В этом месте, как в центре паутины, находилось средоточие жизнедеятельности итальянца.
В глаза первым делом бросался большой прямоугольный стол, покрытый алой суконной скатертью и заваленный свитками, книгами с чистыми листами бумаги. Рядом стоял небольшой шкафчик, сработанный местным умельцем, и глобус на громадной ноге. (Графиня специально посылала человека в Брюгге, свято уверовав в теорию мастера, что глобус и удачная прическа неразрывно связаны. Впрочем, так оно, наверное, и было.) К столу было придвинуто высокое важное кресло, а еще одно кресло, даже не кресло, а, скорее, лежанка – мягкое, обитое в тон скатерти красной кордовской кожей – стояло перед камином.
Куафер наконец отпустил руку Жаккетты, и она осталась стоять у стола, с любопытством оглядываясь по сторонам.
Минуту спустя, решив, что видала места позапущенней и поинтересней, как, например, чердак старосты, куда позапрошлым летом она лазила с младшими братьями, Жаккетта принялась поправлять сбившуюся верхнюю юбку.
– Сага mia, тебя не пугает эта комната? – спросил внимательно за ней наблюдавший мессир Ламори. – Невежественный местный люд утверждает, что так же выглядит и преисподняя.
– А чего тут страшного? – удивилась Жаккетта. – Преисподняя выглядит совсем не так. Там большие чаны с кипящей серой и черти туда-сюда шмыгают. Ой, извините, сеньор, я хотела сказать, что эта комната меня не пугает, – поправилась она, вспомнив о хороших манерах.
– Очень хорошо! – усмехнулся итальянец. – Тогда приступим к уроку, начнем с малого, и постепенно я выучу тебя всем премудростям, необходимым камеристке знатной дамы.
Он подошел к одному из столов и принялся доставать с висящей рядом полки какие-то скляночки.
– Сага mia, принеси мне с кресла платок! – приказал мессир Марчелло девушке.
Жаккетта послушно подала ему алую шелковую косынку.
«Надо же, все красное!» – подумала она.
Итальянец обвязал косынкой голову и сразу стал походить на пирата.
Он протянул Жаккетте чашечку с порошком и сказал:
– Это мука из люпина, попробуй. Готовишь ее тщательно. Обязательно просеиваешь через самое мелкое сито из генуэзской наилучшей кисеи. Смешаешь с соком свеклы, чтобы вышла жидкая кашица, и будешь мыть голову госпоже – волосы станут пышными. Все поняла? Теперь приготовь!
Жаккетта послушно терла крупную свеклу, отжимала сок, мешала его с люпиновой мукой и чувствовала, что сама становится похожей на ярко-вишневую свеклу. Пот тек по ее спине между лопаток, подбираясь к пояснице.
Наконец мессир одобрил приготовленную бурду. – А госпожа Жанна с этой свеклы не покраснеет, часом? – робко спросила Жаккетта, утирая передником мокрый лоб.
– Не бойся сполоснешь ромашкой – и все в порядке!
Мессир Марчелло похлопал Жаккетту по попке и изящным движением отправил всю эту кашицу в помойное ведро.
– Теперь запоминай, что делать, если у госпожи начнут волосы выпадать.
Оказывается, пока Жаккетта воевала со свеклой, куафер подвесил над жаровней небольшой котелок, в котором уже начала закипать вода.
– Возьми мерную чашечку, вот она, и отмерь одну часть ладана и три части розового масла. Смешай. Вода закипела? Лей!
Жаккетта стала осторожно переливать в кипящую воду сладко пахнущее масло с ладаном, а мессир Марчелло встал за ее спиной и прямо в ухо ей командовал:
– Теперь сыпь две горсти миртовых листьев и помешай, чтобы все они в воду ушли. Хорошо, подожди чуток… Теперь кидай горсть хмелевых шишек и мешай, мешай. Быстрее!
Жаккетта перемешивала булькающее варево и чувствовала, как ее руки наливаются усталостью.
Неожиданно ладошка Жаккетты утонула в широкой ладони итальянца. Он стал водить ее рукой, заставляя ложку выписывать восьмерки, закручивая в котелке маленькие водовороты. В другой руке мессира Марчелло оказалась небольшая бронзовая кочерга, которой он ловко разгреб угли так, что они стали слабо мерцать, понемногу отдавая свой жар котелку.
– Вот теперь зелье должно долго кипеть на слабом огне, а мы успеем хорошо отдохнуть. Я вижу, как устала маленькая девочка воевать с котелками и терками.
Руки итальянца угнездились на тугой груди Жаккетты, он тесно прижался к ее спине и принялся страстно целовать в шею около маленького уха. От накатившей усталости и такого неожиданного напора Жаккетта как-то резко ослабла и, полузакрыв глаза, сквозь ресницы смотрела на мерцающие угли жаровни.
В голове ее лениво плавала довольно странная в этой ситуации мысль: «Листья мирта должны быть свежими…»
Тем временем мессир Марчелло очень мягко, но настойчиво разворачивал Жаккетту к себе лицом и, наконец, добившись своего, жадно прильнул к ее губам. Не переставая целовать, он подхватил девушку на руки и понес к креслу у камина…
«… И святая Агата не помогла! – мрачно думала Жаккетта, из-под опущенных ресниц наблюдая, как взлетает над ней искаженное страстью лицо итальянца. – Теперь надо молиться святой Агнессе…»
Мессир Марчелло оказался на редкость страстным и любвеобильным кавалером.
Понемногу и Жаккетта включилась в захватывающую игру, резонно рассудив, что раз святая Агата дело проиграла, а святая Агнесса за него еще не бралась, то она, Жаккетта, предоставлена самой себе, а значит, не грех и поразвлечься.
От чистой, гладкой кожи итальянца пахло мускусом и еще чем-то очень приятным, а ловкие руки куафера, оказывается, умели управляться не только с женскими волосами…
Котелок с учебным варевом булькал уже часа три а прекращать свои атаки итальянец, судя по всему, и не собирался.