– Как прошло ваше путешествие? – всем своим видом давая понять, что аудиенция закончена, поинтересовалась мадам Меньле.
Вообще-то, по правилам учтивой беседы, эту фразу, приличия требовали произносить в начале. Но мадам Антуанетта умышленно перенесла ее на конец, чтобы сначала отказать невесть откуда свалившимся просительницам, а затем уж слушать жалобы на плохую дорогу и долгий путь сюда.
Мадам Изабелла раскрыла было рот, намереваясь описать путешествие в трагических красках и разжалобить сердце надменной фаворитки, но Жанна опередила ее:
– Путешествие было замечательным! – таким ангельским голосочком пролепетала она, что мадам Беатриса от неожиданности чуть не икнула, а мадам Изабелла так и осталась сидеть с открытым ртом. – Кровь крестоносцев, текущая в нас, учит не бояться дальних дорог. Вот только фура с вином нас несколько задержала: колесо отвалилось, пришлось ждать.
Мадам Беатриса и мадам Изабелла недоуменно посмотрели друг на друга: никакое колесо и не думало ломаться.
А Жанна продолжала:
– Конечно, глупо было везти такое количество бочек, но мы, аквитанцы, любим отменные вина. Это наша слабость. – держась полностью в рамках приличий, но достаточно нагло глядя в лицо госпожи де Меньле.
Ноздри мадам Антуанетты чуть дрогнули.
– Да, потомки доблестных освободителей Святой Земли, как и их героические предки, не боятся лишений, – подтвердила она. – Я вспомнила, что одна истерическая девица из свиты госпожи Анны, убоявшись войны, покинула нас. Я думаю, что если юную графиню де Монпеза не испугает бряцанье доспехов и звон оружия, то она может занять ее место!
Винная фура из обоза графинь, всю дорогу ехавшая третьей по счету, стала на несколько бочек легче.
Большой Пьер узнал о коалиции и надвигающейся войне куда раньше баронессы.
Она не успела еще объехать и половины намеченных для беседы жертв, как Пьер, с утра уйдя в город, к обеду уже вернулся. И на кухне Аквитанского отеля (как прозвали их особняк соседи) рассказывал своим:
– Вперлись мы прямо в заварушку. Принц Орлеанский попытался украсть короля, да сестра, госпожа регентша, не дала. Увезла его подале. Здешний герцог принца поддержал, еще пара-тройка государей присоединилась – об этом на всех улицах судачат. Да пусть хоть языки протрут, а я вот что скажу: дурак герцог Франсуа, хоть и в летах уже! Орлеанскому-то что! Он как был принцем да зятем короля, так им и останется, что бы ни случилось. А вот герцог свою Бретань потеряет, это как пить дать! Госпожа Анна, дочка покойного короля, баба серьезная и спуску всем им не даст. Разобьют ихнюю лигу или коалицею – как уж они в этот раз обозвались, не знаю! К чертовой бабушке расколошматят!
Чуть позже вернулась с рынка Аньес, вся в слезах.
Отшвырнув пустую корзинку в угол, она села за стол, обхватила голову руками и заревела в голос.
Те, кто находился в кухне, испуганно столпились вокруг нее, пытаясь успокоить и дознаться, что же случилось. Услышав рев подруги, со второго этажа прибежала Жаккетта. Бесцеремонно распихав всех мешающих, она пробралась к столу и обхватила Аньес.
Прижав головой к своему фартуку, принялась гладить по волосам.
Прорыдавшись в Жаккеттин передник, Авьес постепенно затихла и успокоилась настолько, что смогла рассказать, что же произошло.
– Ни в жизнь в этот треклятый город не выйду, пропади он пропадом! – всхлипывала она. – Только на рынке к луку прицениваться начала, как подвалила толпа солдат. Человека три. И да-а-авай пристава-а-ать! И не наши вовсе – говорят, будто лают!
– Это немецкие наемники, – авторитетно пояснил подошедший Большой Пьер. – В городе много всякого отребья собралось.
– Вот-вот – кивнула Аньес. – Один меня как ухватит за талию – мол, пойдем с нами… А дружки его гогочут во все горло! Ну, все, думаю, пропала: сейчас за угол заведут и… Я со страху как вцеплюсь ногтями в его щеку! Этот изверг от неожиданности руки-то и разжал! Я бегом – куда глаза глядят! В такое место забралась – никогда, думала, не выберусь! А кого ни спросишь, все не по-нашему бормочут!
– Так то ж бретонцы! – опять пояснил Большой Пьер. – У них язык не наш, совсем чудной.
– В общем, пока дорогу домой нашла, натерпелась страху! – Аньес совсем успокоилась и почти не плакала. – А все потому, что матушкин амулет не взяла от лихих людей! Но теперь даже спать в нем буду!
– Ну и правильно! – подытожила Жаккетта. – А на базар, к амулету в придачу, Большого Пьера бери. Или вон Ришара: парень здоровый, у любых лиходеев охоту лезть отобьет. А то вместе давай ходить будем.
Аньес вытерла слезы и, почему-то засмущавшись, тихо сказала:
– Тогда уж лучше пусть Ришар нас охраняет, чего Большого Пьера от дел отрывать!
– Ришар так Ришар. Вот повезло парню! И почему я не такой молодой! – засмеялся Большой Пьер.
Не одна Аньес, а вся челядь графинь де Монпеза чувствовала себя в Ренне неуютно: все было чужим, не похожим на родину.
Аквитанский отель казался осажденной неприятельскими войсками крепостью. Одна Жаккетта да, пожалуй, еще Большой Пьер не ощущали неудобств. Большой Пьер потому, что был старым воякой и привык чувствовать себя как дома в любом месте, где были еда, питье и охапка соломы для ночлега, тем более что в Бретани он бывал в молодости.
Жаккетте же было просто некогда отвлекаться на такие пустяки, хотя кроме родной деревни и замка Монпеза она ничего больше не видела. Со дня приезда Жаккетта ломала голову над новой проблемой: как извлечь Абдуллу из повозки и поместить его в безопасное место и где это самое место найти.
Пока что экипаж неразгруженным стоял во дворе. Мессир Марчелло, не тратя время на переезд в дом, быстро составлял заказанный трехмесячный гороскоп. Жаккетта кусачим цербером охраняла его покой, никого не подпуская к повозке и самолично выдавая Аньес и Шарлотте нужные для графинь платья и сопутствующие мелочи. Жаккеттой руководила конечно же не любовь к мастеру, ею владел голый расчет: так Абдулла был в относительной безопасности. Но это положение должно было вот-вот кончиться: мессир Марчелло дописывал последние листы.