Его хриплый смех эхом разнесся в тишине, отскакивая от стен и впиваясь в его грудь снова. Она бы тоже нашла это забавным.
Трей не знал, который был час. Черт, учитывая, как редко его кормили и как часто он терял сознание, юноша даже не знал, сколько дней пробыл здесь, внизу.
Последнее, что он помнил, – это то, что его привязали ремнями к столу, а пара голубых глаз смотрела на него сверху вниз, оправдывая каждый крик, будто он заслуживал каждой толики причиненной ему боли.
Трей старался, боги, как же он старался сдерживаться. Но в ту секунду, когда боль сосредоточивалась в его глазах, он терял всякий контроль. Потеря сознания была спасением.
Голова раскалывалась, но его разбудила мучительная боль в плечах и запястьях. Его руки были прикреплены к стене над ним достаточно высоко, чтобы ноги едва доставали до пола, и, судя по уровню страданий, которые Трей испытывал, он находился в таком состоянии по меньшей мере час.
Его Королевское Высочество развлекался и с оружейным мастером тоже? Трей сплюнул. Его гребаное Королевское Высочество. Он никогда больше не назовет этого демона по титулу. Этот человек был воплощением безумия, и хуже всего было то, что никто этого не знал.
Внешняя оболочка Итана была создана совершенно. В его маскировке не было ни единого изъяна. В течение многих лет Трей равнялся на него, верил, что он мог бы стать будущим императором, таким, какого заслуживал Алерон.
Трей бы с радостью отдал за него жизнь, если бы все это не было жестокой ложью.
Он знал, что потерял доверие Итана, знал, что не выполнил свой долг, когда поддержал бегство Вэры, но это? Итан мучил его не потому, что считал, будто Трей это заслужил. Он без колебаний признался, что предпочел бы убить его.
Нет, Итан делал это с единственной целью – удовлетворить свои больные, извращенные желания. И судя по тому, что Трей слышал из соседних камер, он был не единственным, с кем Итан так играл.
Звук шагов вывел юношу из задумчивости, и сердце забилось быстрее, пульсация в голове усилилась. Он не смог совладать со своей инстинктивной реакцией. Каждый раз, когда Трей слышал эти шаги, он в итоге истекал кровью и кричал.
В своем фантастическом мире, где он пережил это, ему никогда больше не пришлось вздрагивать и ожидать боли, если он слышал звук ботинок, шагающих по камню. Трей снова мог жить нормально.
Тишину нарушил голос, заставивший желудок скрутиться. Желчь подступила к горлу.
– Я вижу, ты, наконец, проснулся.
Трей проигнорировал его, продолжая смотреть в пол. Он начал считать камни, отчаянно стараясь делать что угодно, лишь бы не трястись как осиновый лист.
Итан цокнул языком, словно отчитывая капризного ребенка.
– Знаешь, Гибсон, все это закончится, если ты просто расскажешь мне то, что я хочу знать.
Трей кипел от злости. Лжец. Он уже рассказал ему больше, чем когда-либо рассказывал, будь он в здравом уме, а Итану все было мало.
Они спутники!
Предательские слова вырвались у него во время одной из их последних «игр», и вернуть их было невозможно.
Трей ненавидел уколы совести, которые испытывал из-за этого. Чувство вины. Он не должен был переживать по поводу того, что рассказал о Вэре. Она практически сама во всем призналась, когда защищала Джарена в тот день.
И, честно говоря, если бы Трей действительно захотел, то мог бы свалить всю вину за то, что с ним происходит, на нее. Это она должна была чувствовать себя виноватой, а не он.
Если бы Вэра не сбежала, или даже если бы она просто не сопротивлялась возвращению, он не был бы здесь. У него были бы оба его гребаных глаза, и он все равно был бы гордым членом гвардии.
Ему хотелось разозлиться. Он хотел возненавидеть ее. Но не мог найти в себе сил чувствовать ни то, ни другое.
Может быть, поначалу Трей и ненавидел ее, но, узнав больше об истинной натуре Итана, юноша не ощутил ничего, кроме облегчения, от того, что она сбежала.
Трей и представить себе не мог, каково это – быть женой этого монстра.
Каковы были его предпочтения в спальне?
– Я уже рассказал тебе все, что знаю, – наконец произнес он. Трей не мог собраться с силами, даже чтобы поднять голову. Он просто продолжал смотреть в пол, наблюдая за колеблющейся тенью под собой.
Язык Итана снова скользнул по нёбу, затем последовало звяканье ключей и скрежет петель.
Непроизвольная дрожь пронзила Трея, и он сильно прикусил язык, ненавидя то, как быстро этот ублюдок всколыхнул страх в его теле. Он больше не владел собой.
– Я не верю тебе, Гибсон, – сказал Итан, его голос был ближе, чем раньше. – Вы путешествовали вместе, и мы оба знаем, что она доверяла тебе. Я хочу узнать больше о душевной связи, которая, по твоим словам, у нее есть с этим магики.