Только после полуночи Джек вернулся в лагерь. Сердце его сжималось от тревоги, что не будет ему прощения от Кэндис. Войдя в вигвам, он поставил фонарь на землю. Увидев ее напряженную спину, он понял, что она не спит.
– Кэндис?
Она повернулась к нему залитым слезами лицом. Джек опустился на колени подле нее.
– Ты хоть понимаешь, что тебя не было полночи? – выкрикнула Кэндис.
– Я делал вот это. – Джек протянул ей плетеную головную повязку.
Кэндис взглянула на ленту из голубых, красных и серых волокон с вплетенными в них серебристо-золотыми перьями.
– Прости меня, – мягко сказал он. Кэндис взглянула на него, затем на повязку.
– Как красиво!
– Я не хотел ссориться с тобой. – Джек коснулся ее лица. – Любовь моя…
Кэндис, словно только этого и ждала, подалась к нему. Джек притянул ее к себе, крепко обнял и закрыл глаза. Повязка упала на землю.
Кэндис обхватила Джека за шею и, прильнув к его губам в неистовом поцелуе, опрокинула его на спину. Стоя на коленях, она целовала Джека и покусывала, прижимаясь затвердевшими сосками к его груди. Затем опустилась на его живот, быстро и ритмично задвигавшись.
Джек застонал. Он смотрел на ее прекрасное лицо, полуоткрытые губы и разметавшуюся гриву волос. Впервые в жизни женщина атаковала его с таким пылом. Потянувшись вниз, Кэндис занялась шнуровкой его брюк. Джек застонал, когда она направила в себя его набухший ствол и опустилась сверху.
Голова его шла кругом, сердце гулко колотилось. Он быстро приближался к завершению. Выгнувшись, Джек закрыл глаза и исторг горячее семя в ее жаждущее лоно.
Когда он пришел в себя, Кэндис все еще сидела на нем, раскрасневшаяся и немыслимо прекрасная, наблюдая за ним при свете фонаря.
Глава 36
Хаука метался в жару десять дней. Но одиннадцатые сутки наступил перелом, и стало ясно, что он поправится.
Все это время Джек и Кэндис вели себя так, словно будущее никогда не наступит.
После первого неудачного опыта они старались избегать тем, которые могли привести к ссоре. Кэндис больше не спрашивала о прошлом Джека и не упоминала о своей семье. Они регулярно справлялись о состоянии здоровья Хауки, благодаря судьбу за каждый день отсрочки. Днем Кэндис помогала женщинам в их повседневных заботах, а Джек отправлялся на охоту. Ночи они проводили вместе, предаваясь безумной страсти. Как будто каждая ночь была последней.
Джек бросил камень через ручей. Он ощущал стеснение в груди, словно ее сжимал железный обруч.
Пора вернуть Кэндис домой, родным и близким. Разве не для этого он женился на ней? Разве не этого требуют от него честь и совесть? Джек не собирался делать Кэндис своей и никогда не думал, что встретит с ее стороны столь пылкий отклик. И даже не мечтал о том, что их свяжут такая страсть и близость. А если говорить о нем, то и любовь.
Джек думал о тех мгновениях, которые они провели вместе, по большей части занимаясь любовью. Были и другие моменты, когда она готовила ему еду или штопала его одежду. Он вспомнил, как Кэндис шутила и кокетничала, как играла с детьми. Она знала каждого по имени и могла рассмешить даже самых маленьких. Джек представил себе Кэндис с его детьми, и надежда, горячая и неистовая, вспыхнула в его сердце. У него есть шанс. Если Кэндис ждет ребенка, она согласится остаться с ним.
Кэндис сидела на коленях, помешивая кипевшее в котелке рагу. В числе прочего она научилась хорошо готовить. Волосы, заплетенные в одну толстую косу – столь непривычную для индианок прическу, – были перехвачены на лбу лентой, которую сплел для нее Джек. Он смастерил Кэндис такие же серьги, и они покачивались, переливаясь яркими красками, отсвечивая серебром и золотом. Несмотря на светлые волосы, она выглядела как прилежная жена воина – его жена. Джек улыбнулся.
Кэндис подняла глаза и просияла.
– Джек, как ты вовремя! Иди сюда и попробуй. Скажешь, чего не хватает.
Опустившись на колени, он взял ее за плечи.
– Кэндис, у Хауки спал жар.
Ее улыбка померкла. Джек поднял ее на ноги.
– Нам нужно поговорить.
Кэндис нервно прикусила губу, не сводя с него расширившихся глаз. Она ощущала леденящее душу отчаяние.
– Видимо, пора возвращаться, – сказала Кэндис, и ей захотелось умереть при мысли о реакции родных на ее возвращение.
– Не обязательно, – тихо возразил Джек, наблюдая за ней. Глаза Кэндис сверкнули.
– То, что я здесь застряла, – запальчиво произнесла она, – еще не значит, что я согласна быть твоей любовницей.
Джек замер. Его мир покачнулся.
– Ты моя жена.
– Что? – изумилась она.
– Я не говорил тебе, не было повода, но по законам апачей мы женаты.
Кэндис отшатнулась.
– Я не верю тебе.
– Это правда. Я предложил за тебя дары, они были приняты, мы живем в одном вигваме – больше ничего не нужно для брака.
Кэндис прижала руку к лихорадочно бьющемуся сердцу. Значение его слов со всеми ужасающими последствиями не сразу дошло до ее сознания. Она подняла на Джека испуганный взгляд:
– Но я не индианка, и законы апачей ничего не значат для меня.
Залившись краской стыда, она представила себе, какой разразится скандал. Кэндис словно слышала голос Милли Хендерсон: «Кэндис вышла замуж за полукровку». Отец и братья будут потрясены и шокированы.
Стиснув зубы, Джек смотрел на нее и видел, как рушатся его надежды. В отчаянии он схватил Кэндис за руку.
– Ты моя жена, согласна ты с этим или нет. Ты не обязана возвращаться. Останься со мной! Мы уедем в Калифорнию. Или куда захочешь. Мы…
Но Кэндис не слушала. Она вырвала руку и попятилась.
– Я не могу быть твоей женой! Джек, ты, наверное, сошел с ума. О Боже! Никто не должен знать об этом!
– Хорошо, – холодно обронил Джек. – Завтра я отвезу тебя назад.
Он ушел. Закрыв лицо руками, Кэндис опустилась на землю. Ее трясло. Неужели ее считают его женой? О Боже! Вдруг кто-нибудь узнает…
Она должна забыть Джека и все, что было между ними. В конце концов, она Кэндис Мэрилин Картер, а не какая-нибудь индианка.
Кэндис еще не спала, когда первые лучи рассвета проникли в вигвам. Вскоре шкура у входа откинулась и показалась голова Джека.
– Я седлаю вороного. После завтрака выезжаем. Он исчез, прежде чем она успела открыть рот.
Джек разогревал на костре оставшееся с вечера рагу. С ним был Шоцки. Бросив на Кэндис мрачный взгляд, Шоцки разразился темпераментной речью на языке апачей. Джек односложно ответил, не отрываясь от своего занятия. Шоцки сердито заспорил и, сдавшись, ушел.
Протянув Кэндис миску с едой и кусок маисового хлеба, Джек присел на корточки и сосредоточился на еде.
– Джек, что хотел Шоцки? – спросила девушка. Он отставил пустую миску.
– Чтобы я остался. Кэндис прикусила губу.
Джек нырнул в низкий вход вигвама и вскоре вышел со всеми их пожитками: шкурами и одеялами, оружием и седельными сумками. Свалив все на землю, он начал разбирать незамысловатую постройку, служившую им укрытием все эти дни. Кэндис с болью в сердце наблюдала за ним.
– Сходи к ручью и вымой миски и котелок, – сказал Джек, даже не взглянув на нее.
Конструкция из жердей и веток рухнула.
Сдерживая слезы, Кэндис собрала посуду и пошла прочь. Так даже лучше, в сердцах решила она. Лучше обрубить все сразу, чем терзаться несколько дней.
Вернувшись в лагерь, она застала Джека в обществе Шоцки, Луси и Дати. Индианка что-то горячо говорила, положив руку ему на локоть. Ненависть обожгла Кэндис. Она вернула Луси одолженную у той посуду, но все ее внимание было приковано к Джеку. Он выслушал Дати, пожал плечами, что-то сказал и отвернулся.