Услышав, как откинулся кусок парусины, закрывавший вход, Кэндис подняла голову. В вигвам вошла изможденная худая женщина с короткими, небрежно остриженными волосами. Индианка была явно больна и сразу улеглась, уставившись в потолок отсутствующим взглядом.
Ее лицо было изуродовано царапинами, тянувшимися от висков до челюсти. Такие же шрамы покрывали руки выше локтя. И только заглянув в зеленые глаза женщины, Кэндис сообразила, что это Луси.
– Луси, что с тобой? – Кэндис упала рядом с ней на колени. – Луси? Господи, что случилось?
Луси скользнула по ней взглядом, но ничего не сказала и закрыла глаза.
Кэндис поднялась и вышла из вигвама. Дати сидела у костра и готовила еду. В животе у Кэндис заурчало от аппетитного запаха тушеного мяса, поднимавшегося над котелком. Джек сидел по другую сторону костра, строгая кусок дерева. У его ног стоял кувшин. Он поднял глаза.
– Джек, что с Луси? – спросила Кэндис в ужасе от того, что такая красивая женщина превратилась в ходячий скелет.
Он молча посмотрел на нее.
– Оставь ее в покое, Кэндис. Она скорбит. — Скорбит? Она умирает! Джек, ей нужен врач.
– Никакой врач не поможет Луси.
Сердце Кэндис сжалось от боли. Она подошла к Джеку и опустилась на колени.
– Мы не можем позволить ей умереть.
Джек бросил на жену короткий взгляд и снова принялся строгать палку. Кэндис прикусила губу. Узнав о смерти Шоцки, она ощутила не только печаль из-за гибели прекрасного, полного сил человека, но и сочувствие к горю Джека. Но теперь ей пришло в голову, что Дати, должно быть, утешила его, и Кэндис продолжила более холодно:
– Джек, Луси необходимо есть. И я считаю, что ее нужно показать врачу.
– Луси ничто не поможет. Она умирает. Она хочет умереть.
– Ты не можешь позволить ей уморить себя голодом!
– Я много думал и пришел к выводу, что могу. Так будет лучше. Она встретится с Шоцки, и их души будут бродить по горам вместе – пока он не будет отмщен и не найдет успокоение в ином мире.
Кэндис вытаращила глаза.
– Что за чепуха? Души будут бродить?.. Апачи что – верят в рай?
– Можно сказать и так. Ад – это вечное хождение по земле. А рай – это возможность обрести покой в потусторонней жизни.
Кэндис, верившая в рай и ад, была поражена подобным объяснением. Еще больше ее изумило различие между верованиями апачей и христианскими воззрениями. Неужели Джек усматривает в этом какое бы то ни было сходство? Все знают, что в аду грешника ждет вечный огонь, а не блуждание неприкаянной души по земле.
– Значит, ты позволишь Луси умереть и соединиться со своим мужем?
Джек кивнул.
«Да он романтик», – подумала Кэндис и отвернулась, потрясенная этим открытием. Что еще ей предстоит узнать об этом мужчине – ее возлюбленном, муже и отце ее ребенка?
– Все равно нужно заставить ее есть. Хотя бы попытаться.
– Мы пробовали поначалу. Она сопротивлялась, как дикий зверь. Пришлось ее связать. Но организм Луси не принял ничего из того, что мы заставили ее проглотить. Она хочет умереть, Кэндис, и ничто не удержит ее, разве что на какое-то время. Сморгнув слезы, она обхватила себя руками. Как ужасно! Прекрасная Луси и ее красавец муж. Хорошо еще, что у них не было детей.
– Джек, как это случилось? Он глубоко вздохнул:
– Они возвращались из рейда на юг и столкнулись с солдатами, посланными из форта Бьюкенен, чтобы снять осаду с перевалочной станции на перевале Апачи. Его схватили и повесили вместе с другими воинами.
Кэндис смотрела в его мрачное лицо, на котором застыло жесткое выражение. Итак, Шоцки стал еще одной случайной жертвой этой войны. Теперь у Джека даже больше, чем вначале, оснований сражаться вместе с Кочисом. В том, что касалось мести, он истинный апачи. Чувство безнадежности с новой силой захлестнуло Кэндис.
Ужин состоял из тушеной оленины с овощами, напоминавшими картофель, и дикого лука. Дати также испекла хлеб, вязкий и сладковатый, со слабым привкусом ягод. Джек сказал, что его делают из желудевой муки и диких плодов. Кэндис так проголодалась, что даже драматические события минувшего дня не лишили ее аппетита. Она не сдвинулась с места, чтобы помочь Дати вымыть посуду. Вскоре та, перебросившись с Джеком несколькими словами на языке апачей, зашла в вигвам.
– Уже поздно. – Джек поднялся. – Спокойной ночи. На секунду их взгляды встретились. Казалось, он хочет что-то сказать. Кэндис ждала, не двигаясь.
– Я не хотел обижать тебя, – вымолвил он наконец и, шагнув мимо, лег на скатку, расстеленную рядом с вигвамом.
Кэндис не желала спать в одном вигваме с Дати. Но еще больше на нее подействовал унылый вид Джека. Весь вечер он прикладывался к тыквенной бутыли, которую Дати постоянно наполняла.
Кэндис встала, подошла к Джеку и, не успел он сказать хоть слово, легла рядом с ним. На бок, спиной к нему.
Джек промолчал и не сделал попытки коснуться ее.
Кэндис и представить себе не могла, что сможет заснуть рядом с ним, а тем более в нескольких дюймах от его теплой спины. Но усталость взяла свое, и она заснула. Разбуженная ночью каким-то посторонним звуком, она обнаружила, что Джек прижимается к ней сзади, обвив рукой ее талию и положив ладонь на ее живот.
Глава 71
Проснувшись, Кэндис увидела, что Джек уже ушел. Она не знала, куда он делся, но не собиралась спрашивать у Дати. Или предлагать ей помочь по хозяйству.
Луси неподвижно лежала, не отзываясь на вопросы. Погрузившись в невеселые мысли, Кэндис доела остатки ужина с хлебом. Она чувствовала себя оскорбленной. Мало того что Джек исчез, не сказав ей ни слова, он даже не попытался поцеловать ее ни ночью, ни сегодня утром. Конечно, она бы и сама не позволила… но Джек мог бы выказать хоть какой-то интерес.
Наконец Дати не выдержала:
– Если бы ты помогла, мы бы работали вдвое быстрее.
– Помогла? – Кэндис выгнула бровь. – Я не индианка, Дати. – И повернулась к ней спиной.
Кэндис принесла Луси еду и попыталась привлечь ее внимание, но из этого ничего не вышло. Джек так и не вернулся, и Кэндис отправилась бродить по стойбищу.
Где бы она ни появлялась, мужчины, женщины и дети пялились на нее, обмениваясь репликами. Хотя они говорили на языке апачей, Кэндис понимала, что разговор идет о ней. С ее ярко-золотистыми волосами она не смогла бы привлечь большего внимания, даже если бы расхаживала по лагерю, размахивая флагом.
Многие женщины были мексиканками. Они выделялись оттенком кожи, волос и чертами лица. Но все выглядели как индианки и, видимо, принадлежали воинам-апачам. Некоторые прижимали к груди младенцев, а под ногами у них крутились дети постарше, явно смешанного происхождения.
Несмотря ни на что, Кэндис с интересом наблюдала за происходящим. Трудно было поверить, что эти люди – ее враги. Тем не менее это было так, и она ни на секунду не забывала об этом. Прожив двенадцать лет на территории, Кэндис выросла на рассказах о зверствах апачей. Это было частью местного образа жизни. И хотя сама она – до прошлогоднего похищения – не сталкивалась с враждебно настроенными индейцами, ее братьям приходилось время от времени участвовать в стычках с отрядами, совершавшими набеги на поселения белых. Кэндис своими глазами видела застреленного и оскальпированного мальчика. Марк был далеко не единственным, у кого убили невесту. Почти все соседи так или иначе пострадали от рук индейцев. Она знала владельцев ранчо, у которых угнали скот и убили работников. Знала мужчин, потерявших друзей в схватках с индейцами. Слышала о детях, исчезнувших без следа, как мальчик Уордена.
Война! Смерть Шоцки привела ее на порог Кэндис даже в большей степени, чем участие Джека в военных действиях. Территория Нью-Мексико находится в состоянии войны, ее муж сражается не на той стороне, а теперь и она сама оказалась не там где следует. Чем все это кончится для нее, Джека и их ребенка, даже если забыть о Дати?