***
Делия ждала.
Ее оставили в вигваме одну. Вспомнив, что рядом с домом стоял маленький вигвам, она несколько минут с интересом рассматривала жилище индейцев.
Это была удобная постройка с каркасом из легких молодых деревьев, обтянутых длинными полосами из березовой коры и шкур, сшитых вместе. В центре единственной круглой комнаты находился примитивный очаг, обложенный камнями, а в крыше над ним — маленькое отверстие для дыма. Тростниковые маты покрывали земляной пол. Там не было никакой мебели, кроме постели из ветвей, покрытых шкурами лося и медвежьим мхом.
Делию привели сюда женщины абенаки такого же возраста, как и она, потом облачили в длинное одеяние из мягкой шкуры карибу, искусно окаймленное иглами дикобраза и вышитое крашеной оленьей шерстью и английским бисером. Вокруг ее талии женщины завязали пояс из вампума с кисточками из раковин и бус, которые позвякивали, когда она двигалась. Делия чувствовала себя не пленницей абенаки, а королевой, которую одевают придворные дамы.
С выражением глубокого почтения младшая девушка лет четырнадцати надела на ее плечи накидку из цельной шкуры пантеры, и она тяжело ниспадала с плеч Делии. Ее волосы расчесывали гребнем, пока они не заблестели и не рассыпались волнами по капюшону. Маленькую шапочку из лебединых перьев, белую и пушистую как облако, водрузили ей на голову как корону.
Индейские женщины хихикали и застенчиво поглядывали на нее. Делии трудно было поверить, что всего два часа назад эти дружелюбные люди проголосовали за ее смерть на костре.
«Неудивительно, — подумала она, — что так часто казалось, будто в Тае живут два разных человека».
Одев ее, женщины сказали Делии, используя язык жестов и искаженных английских слов, что теперь она должна помочь приготовить пищу. Внесли припасы: огромного розового лосося надо было испечь на горячих камнях, початки кукурузы жарили в оболочке; похлебка из бобов, и тыквы, и беличьего мяса кипела на очаге и, наконец, целое бедро лося было уже приготовлено и истекало соком.
Соблазнительные запахи напомнили Делии о ее пустом желудке, но когда она вежливо спросила, может ли она попробовать рыбу, ей смущенно ответили, что сперва она должна накормить своего мужчину и смотреть, чтобы он хорошо поел, а только потом она может поесть сама.
Делия вскипела от негодования, возмущенная такой несправедливостью. Не считая тыквенной каши, у которой был вкус, как у опилок, она ничего не ела уже четыре дня. А теперь ей предлагали смотреть, как будет есть Тай. Она будет сидеть и глотать слюни, как голодная собака, и он снова назовет ее свиньей, как уже было однажды. Поэтому, как только женщины вышли, Делия сразу же поела.
Но ничто не могло успокоить ее нетерпения.
После того как ее протащили сотни миль на веревке по бездорожью, как призовую корову, после того, как ее заставили голой бежать через толпу орущих дикарей, она почувствовала себя чем-то вроде кости, за которую дерутся псы. Теперь Делии казалось, что ее, как котелок воды, подогревают на медленном огне — она не закипает, но становится все горячей и горячей. О, у нее было что сказать доктору Тайлеру Сэвичу, она заготовила пару изысканных фраз. Впрочем, зная его, Делия понимала: если Тай придет к ней этой ночью, ему будет не до разговоров. Но на этот раз она твердо решила не поддаваться его обаянию.
Теперь, когда Нэт погиб — при этой мысли она испытала щемящее чувство вины, — они с Тайлером могут пожениться. Но разве она может быть уверенной в нем, в том, что он сделает ей предложение? Еще недавно мысль о женитьбе на ком-нибудь вроде нее приводила его в негодование. Все последние месяцы она старалась как могла преодолеть свое прошлое. Сейчас ее уважали почти как настоящую леди. И она не отдаст это все за ночь страсти. Он не получит ее как награду за то, что победил в этом ужасном поединке.
Она мерила шагами вигвам и повторяла самой себе, что устала быть тем, что можно взять, завоевать, чем можно завладеть. На этот раз она заставит Тайлера Сэвича ухаживать за ней как положено. Уважать ее. Не падать же ей в его объятия только потому, что он наконец нашел в себе силы признаться ей в любви. Тем более она не упадет в его постель.
Моя женщина — так он назвал ее.
«Ха! Скоро он убедится в том, что ему надо еще заслужить право так называть меня, — пробормотала она. — Он скоро узнает, что...»
— Кто теперь тебя разозлил, крошка?
Сердце Делии забилось где-то в горле, и она обернулась. В его голосе она уловила смех. И любовь.
Они молча стояли лицом к лицу. Потом он опустил шкуру, прикрывающую вход, и отрезал от них все наружные звуки.
— О, Тай! — закричала Делия, бросаясь к нему и покрывая его поцелуями.
Он сжал ее лицо ладонями и поцеловал. Но оба не ожидали взрыва страсти, который последовал за поцелуем. Он походил на горящий порох, на глоток воды для жаждущего, на летнее солнце, внезапно пробившее тучи, сильное, жаркое.
Это была любовь, страсть и вечная жизнь.
Они жадно ласкали друг друга губами. Делия зарылась пальцами в его волосы и потянула его голову ниже, чтобы еще поцеловать его. Она готова была задохнуться, лишь бы не отрываться от его рта.
Наконец она спрятала лицо у него на груди, смущенная своим необузданным порывом.
Он тяжело и жарко дышал ей в шею. Сердца их бились в унисон — громче, чем барабан абенаки. Его руки блуждали по ее телу, словно он хотел почувствовать всю ее одновременно.
— Боже! — нетерпеливо прошептал Тайлер, и Делия прижалась к нему. Он хотел снова поцеловать ее, но она увернулась, испуганная кипящей в ней страстью.