Родители Доминика оказались в ловушке разорванных отношений, и его мать так отчаянно пыталась сбежать, что ушла, сделав приговор своей паре. Так что да, необходимость найти свою истинную пару никогда не мучила Доминика. Даже его волк не спешил её искать.
Доминик не был глупым. Он понимал все шансы, что он будет так же счастлив со своей истиной парой, как его товарищи по стае со своими. Но он также знал, что он будет трудным партнёром. Ему было бы трудно открыться и обнажить свою душу. Он изо всех сил старался бы полностью посвятить себя чему-то, от чего, как он знал, пути назад не будет… особенно когда это заставляло бы его чувствовать себя задыхающимся и пойманным в ловушку.
В поверхностных отношениях не было необходимости раскрываться. Но когда дело доходило до парной связи, тебе приходилось выкладываться на полную. Доминик не был уверен, что готов к этому. И если он не мог быть уверен, что он тот, кому женщина может полностью доверять, на кого она может положиться и о ком заботится, он не имел права требовать от неё чего-то большего, чем то, что он мог дать взамен.
Данте поднял руки ладонями вперёд.
— Хорошо, я отступлю. Но просто запомни, что я сказал, хорошо?
Доминик издал неопределённый звук, и Данте закатил глаза. Как раз в этот момент Мила протянула последнюю ноту, и толпа снова обезумела, хлопая и улюлюкая. Более чем довольный возможностью отвлечься от мыслей о своих родителях, Доминик снова обратил своё внимание на неё.
Потягивая пиво, он наблюдал, как она поблагодарила свою аудиторию, а затем ушла со сцены, вызывающе покачивая задницей. Задницей, за которую он был бы не прочь крепко ухватиться.
Мгновение спустя она проскользнула через дверь, ведущую за кулисы, и как бы… потекла к бару, лёгкая и текучая, как музыка. Люди махали ей и выкрикивали комплименты, но она не сбивалась с шага, одаривая каждого улыбкой. У него возникло ощущение, что она не наслаждалась вниманием, но и не чувствовала себя неловко.
Подойдя к барной стойке, она опустилась на табурет.
— Воды, пожалуйста, Мэдс.
Будь я проклят, если бы от этого знойного голоса у Доминика не пробежали мурашки по спине. Член его стаи, Фрэнки, говорила низким, прокуренным хрипом, но голос Милы был скрипучим, сиплым и грязноватым, который почти гипнотизировал и заставлял мужчину думать о грехе.
— Ты была великолепна, — сказала ей Мэдисон, протягивая бутылку. — Но ведь ты всегда такая.
— Нам следует спеть дуэтом, — сказала Мила. — Даже не лги и не говори, что ты ни хрена не умеешь петь. Я знаю, что ты можешь.
Барменша безумно покачала головой.
— Это привлекло бы ко мне внимание. Внимание ведёт к суете. Ты знаешь, я ненавижу суету.
Усмехнувшись, Мила открутила крышку со своей бутылки и сделала глоток. Это было необходимо.
Словно почувствовав взгляд Доминика, Мила посмотрела на него. Её прямой взгляд был подобен удару под дых. В этих глазах были тени. Глубокое одиночество, с которым он мог справиться. Но было и чистое железо. Что бы ни вызвало эти тени в её глазах, это не сломило её.
Другая женщина могла бы, по крайней мере, кивнуть ему в знак приветствия. Не эта женщина. Она не улыбнулась. Не нахмурилась. Даже выражение лица не изменилось. В её глазах вообще не было женской заинтересованности. Затем сухим, как кость, голосом она сказала:
— Нет смысла пялиться. Я тебе не по карману. — Она отвернулась, отмахиваясь от него.
Доминик улыбнулся.
Чёрт возьми, волк был просто… восхитителен. Вызывающее слюноотделение, дразнящее фирменное блюдо, приправленное пикантностью, чистой мужественностью, покрытое уверенностью в себе и увенчанное капелькой необузданной харизмы. Мила не могла сдержать желания насладиться каждым кусочком.
Она никогда раньше с ним не разговаривала, но Мила много раз видела его издалека в барах и ночных клубах, которые часто посещала. Мысленно она всегда называла его GQ. Опасно неотразимый и заряженный сексуальной энергией, он был экспертом по тому, как заставить девушку расстаться с трусиками. Все в нем, его убийственная улыбка, идеально вылепленное тело и мягкий, как мёд, голос, заставляло думать о сексе.
Любая женщина с бьющимся сердцем захотела бы запустить пальцы в эти короткие светлые волосы, которые заставили Милу подумать о золотых прядях. Любая женщина представила бы, как облизывает упругую, загорелую кожу, покрывающую все эти твёрдые, отточенные мышцы. Его светло-голубые глаза были чистыми, как вода, и в них таился намёк на заразительное озорство, но в них также был почти незаметный проблеск проницательности. Она готова была поспорить, что парень был далеко не таким безобидным, каким хотел казаться.