— Ладно, крошка. Ты умнее всех моих знакомых, так что, несмотря на то, что я беспокоюсь за тебя, знаю, что ты все сделаешь правильно. Но обещай мне одну вещь: если все станет слишком напряженным, ты бросишь все это, даже независимо от хорошего.
Я сразу же отвечаю:
— Обещаю.
А потом я задаюсь вопросом, почему я лгу в лицо моей лучшей подруге
У мальчика есть еще пять минут, чтобы сюда добраться, или он уволен. А это дерьмовое начало первого рабочего дня.
Он не позвонил, даже зная, что опаздывает, и я официально разозлен. Если он еще не понимает, что глубоко в дерьме, то скоро это поймет, как только придет.
Внезапно зазвонил мой телефон.
Лекси: Как проходит первый рабочий день Майкла? Пожалуйста, будь с ним любезным. Твитч, он хороший ребенок.
Мой гнев слегка угас.
Я не понимаю, как у нее это получается, но она просто делает это. Она— мой личный способ управления гневом.
И она боится тебя.
Из-за этой внезапной непрошенной мысли я хмурюсь.
Я: Я напишу тебе, как только он появится.
Она тут же отвечает.
Лекси: Пожалуйста, не делай ничего необдуманно. Прошу..
Как только я начинаю набирать ответ, дверь моего кабинета открывается, и с опущенной головой входит Майкл, медленно заходя в мой кабинет. Я быстро печатаю Лекси.
Я: Он здесь. Успокойся, мама медведица.
Поднимаясь, я говорю ему:
— Рад, что ты, наконец, пок...
Я замолкаю на полуслове, когда он подходит ближе ко мне, и замечаю распухшую губу. Встречаю его на полпути, и хмурюсь, когда, аккуратно приподнимая его подбородок, смотрю ему в лицо. Сжав челюсти, он закрывает глаза и позволят мне осмотреть его.
Под одним глазом у него чернеет пятно гематомы, сломан нос, и разбита губа.
Дерьмо.
Кто-то поработал на нем кулаками. Они повсюду неслабо побили его. Мне интересно, насколько хреново выглядят остальные части его тела прямо сейчас, но я не буду спрашивать. Я не хочу забирать у него то, что осталось от его достоинства. Парень выполнил то, как я ему и сказал, он купил новую одежду, и сделал аккуратную, короткую стрижку. Новые джинсы порваны, его новые кроссовки сбиты, а белая майка-поло запачкана кровью и грязью.
Отпустив его подбородок, я кладу руки на бедра, и вздыхаю:
— Что случилось, парень?
Он равнодушно отвечает:
— Мне сказали передать вам вот это.
Потянувшись к своему заднему карману, он вытаскивает сложенный листок бумаги, который испачкан кровью. Я беру бумагу, и всматриваюсь в его лицо. Кровь стекает из его сломанного носа, и капает на персидский ковер. Как только он понимает это, поднимает руку к носу, стремясь остановить кровь, и испугано шепчет:
— Извините. Я не хотел.
Подойдя к своему столу, я вытаскиваю из коробки парочку платков, и протягиваю их ему. Трясущейся рукой он берет их, а я озадаченно спрашиваю:
— Ты боишься меня?
Приложив смятый платочек к носу, он спрашивает:
— А должен?
— Честно? Да.
Кивая, он смотрит мне в глаза:
— Хорошо. Тогда да. Я боюсь вас.
Мне нравится этот мальчик. Его дерзость, по идее, должна меня раздражать. Но нет. Разворачиваю записку, и читаю.
“Ты хотел войны, ты получил ее”.
Я уже знаю ответ до своего вопроса, но мне нужно подтверждение этого. Война — это серьезно. В какой-то степени.
— Это от Хамида или Фрэнка?
Фрэнк безобидный. Он никогда бы не написал такого. Его власть досталась ему от отца. Я знаю, что ему не хочется быть в положении, которое ему дали. Я подразумеваю, что он принц мафии. Он принц итальянской мафии, который влюблен в принцессу русской мафии. Если бы им был я, я бы на хрен, застрелился.
Майкл смотрит на меня широко раскрытыми глазами, и я вздыхаю:
— Хамид, тупой ублюдок.
Это, безусловно, уже слишком для Хамида. Он действует тактикой запугивания. Которая мало чем отличается от моей, но одно мое присутствие внушает страх людям вокруг меня. Я ничего не делаю для этого. А если делаю, то они обычно теряют кое-что. Я имею в виду их жизни. Хамид — иранец, хитрая гребанная крыса. Он нападет на тебя, пока ты будешь стоять спиной к нему. Парень жаждет власти. К черту наркотики. Власть — его главный наркотик. И однажды, это его убьет.
Щуря глаза на своего нового ЛА (прим. пер. - личного ассистента), я с интересом спрашиваю:
— Если бы у тебя был выбор, сделать что-нибудь Хамиду без последствий, что бы ты выбрал?
Глаза Майкла темнеют:
— Я бы выковырял ему глаза. Чем-нибудь ржавым. И тупым.
Я ухмыляюсь. Я знал, что мне понравится этот ребенок.
Вытаскиваю телефон из кармана, игнорирую входящую смс, и звоню Хэппи. Как только он отвечает, я удерживаю свой взгляд на Майкле и говорю моему деловому партнеру:
— У нас проблема, с которой надо разобраться. Немедленно.
Хэппи отвечает:
— Что случилось?
— Мы возьмем с собой мальчика для... — я ухмыляюсь, — ... обучения. Нам нужно десять мужчин. Вооруженных чем-то видимым. Чем-то большим.
Хэппи смеется:
— О. дерьмо. Кое-кто собирается устроить разборку.
Улыбнувшись, я прикусываю кончик языка:
— Черт да. Ты с нами?
Хэппи становиться серьезным:
— Ты ведь знаешь, я прикрою твою спину, бро. Всегда.
И он сделает это. Я не знаю, где был бы сейчас, если бы у меня не было Хэппи и Юлия. Я просто отвечаю:
— Десять минут.
Прислонив краешек телефона к подбородку, какое-то время я нахожусь в таком положении, сжав губы в раздумьях. Указывая телефоном на Майкла, я говорю:
— Приведи лицо в порядок. Мы начинаем обучение через 10 минут.
Выражение неверия на его лицо забавно. Настолько забавно, что я посмеиваюсь, подходя к нему, и похлопываю его по плечу.
— Не беспокойся. Тебе это понравится.
С ухмылкой я покидаю свой кабинет.
Подъезжая на трех внедорожниках к складу, которым пользуется Хамид, мы достаточно эффектно появляемся, чтобы он лично вышел нас поприветствовать.
Хамид стоит в пункте приема, дерзко ухмыляясь, в черных слаксах и черной рубашке. Его волосы торчат на молодежный манер, ничто в нем не выдает его происхождение. Его бледная кожа, зеленые миндалевидные глаза, невысокий рост, и темные волосы никак не выдают его иранскую культуру.
Когда все три машины останавливаются, и десять вооруженных мужчин, плюс один избитый подросток выходят из машин, я клянусь, он покрывается потом.
Он должен.
Сегодняшний день он запомнит на всю, оставшуюся ему жизнь.
Жду своих людей, чтобы они стали в линию позади меня, сначала я щелкаю пальцем на Майкла, затем указываю на место около себя. Он присоединяется ко мне достаточно быстро. Хэппи встает с другой свободной от него стороны, формирую защитный барьер для моего нового сотрудника.
Как только Хамид все это видит, он понимает, что совершил ошибку. Его глаза вспыхивают, потом щурятся в замешательстве, а затем расширяются, и он с трудом сглатывает.
Мы подходим к нервничающему мужчине. Он приветствует нас:
— Салам, Твитч, Хэппи. Чем обязан?
Его акцент напоминает, что в Австралии он живет только несколько лет.
Это меня злит. Мой глаз дергается, я стискиваю зубы, и абсолютно спокойно говорю:
— Ты объявил войну. И избил моего личного ассистента, из-за тебя он опоздал в свой первый рабочий день. Я думаю, ты точно знаешь, почему я здесь, Хамид. И ты смеешь приветствовать нас иранскими словами о мире?
Ага, правильно, недоумок. Я знаю, что означает «salam».
Улыбка Хамида исчезает с его лица.
— Я не знал, что он на вас работает. Мальчик...
Майкл перебивает его:
— Вообще-то, босс, это первое, что я ему сказал.