— Да, крошка. Такое было.
Это немного обидело меня, что я не знала этого. Лучшие друзья делятся подобными вещами. Когда он замечает мою очевидную обиду, он притягивает меня в объятия:
— Это не имеет ничего общего к нашему отношению к тебе, крошка. Мы просто делали то, что нам нравится, и не хотели, чтобы ты нас осуждала за это. Я не говорю, что ты сделала бы это, но такой возможности было достаточно, чтобы умолчать. Мы любим тебя.
Около минуты я обдумываю то, что он сказал, а затем обнимаю его за талию, и крепко сжимаю. Никки обнимает меня со спины и целует в волосы.
— Мы действительно любим тебя, Лекс. Мы думали, что ты не поймешь этого, или будешь считать нас чудаковатыми, это сильно пугало нас. Ну как, ты думаешь, что мы странные?
Боже, они правы? Я осуждаю? Я думала, что была достаточно непредвзятой, но моя первая реакция показала, что это не совсем так.
Если бы они только знали о тех штучках, которые Твитчу нравится проделывать со мной...
Дорогой Боже. Я тут молчаливо осуждаю их, в то время, как сама поступаю так же. Я не говорила им о моих сексуальных отношениях с Твитчем. Все, что я сказала им, что он любит грубый секс. Они ничего не знают о его постоянном контроле, или о ремне....
Вздох.
Ремень. Я люблю ремень.
С трудом сглатывая, я понимаю, что мало чем от них отличаюсь. И теперь, когда я могу собраться, говорю им:
— Нет! Ребята, я не думаю, что вы странные. Это просто неожиданно. Я думаю, что почувствовала себя немного ненужной. Так что если уж хотите, то это... Я тут одна странная!
Немного пообнимавшись, мы отпускает друг друга, и тратим большую часть вечера на болтовню, и поедание «никнака». Около одиннадцати, мои друзья уходят. Помахав им, я закрываю дверь, и по коридору иду в спальню.
Как только дверь открывается, мое сердце пропускает удар.
Улыбаясь, я слушаю шаги, которые потихоньку приближаются ко мне. Как только мой неожиданный посетитель останавливается у меня за спиной, он обнимает меня за талию, притягивая к себе. Отклонившись назад, я нежно поглаживаю его волосы, и тихо спрашиваю:
— Майкл. С ним все в порядке?
Твитч вздыхает:
— Большую часть этого гребаного вечера я ждал, когда уйдут твои друзья. Так что, Ангел, я не хочу говорить об этом прямо сейчас.
Он ждал? Терпеливо ждал, как джентльмен? Вау. Это круто. Нет. Это суперкруто.
Поворачиваюсь в его объятиях и смотрю на него. Свет в моей комнате выключен, и только слабый свет из кухни освещает его лицо.
— Ты ждал?
В раздумьях, он морщит лоб, как будто даже не задумывался об этом:
— Да, я предполагаю, что делал это.
И я не могу остановиться. Подтянувшись повыше, я обнимаю ладонями его лицо, и притягиваю поближе к себе. Наши губы соприкасаются. Руки Твитча сжимаются вокруг моей талии, но губы не отвечают моим.
— Поцелуй меня, — умоляя, шепчу я.
В ответ, он шепчет почти в мои губы:
— Нет. Мне нравится, когда ты целуешь меня.
Улыбаясь напротив его губ, я чувствую, как возвращается его улыбка, и мое сердце переполняют чувства.
Что-то изменилось в Твитче сегодня ночью. В этот раз, от него исходит что-то большее. Что-то теплое.
Его хватка ослабевает, руки скользят вниз по моим бедрам, и он медленно обхватывает ладонями мою попу, и сжимает ее. Цепляясь большими пальцами за резинку моих пижамных шортиков, он снимает их вместе с трусиками. Мое самое чувствительное место пульсирует, и я становлюсь влажной.
Подведя меня к кровати, он толкает меня, и я приземляюсь на нее спиной. Смотря мне в глаза, он заявляет:
— Ты двигаешься, я останавливаюсь, — опуская свое лицо к моей уже готовой сущности, он говорит: — Будь громкой. Мне нравится тебя слышать.
Закинув мои ноги себе на плечи, Твитч встает на колени перед кроватью, и сильно шлепает по моей киске. Электрический разряд расходится по моим венам. Я вся дрожу, и я негромко вздыхаю. Он лижет два раза, прежде чем заявляет:
— Никогда не пробовал ничего подобного. Никогда не лизал киску, которая на вкус такая сладенькая, — вытягивая язык, он лижет мой вход один раз, потом второй, третий, а затем говорит: — Если бы я мог питаться твоей киской целый день, каждый день, я бы нашел способ, как сделать это моей основной работой.
Его слова, хоть и вульгарные, но все равно самые приятные, которые я слышала выходящими из его рта с тех пор, как познакомилась с ним. Опуская руки к его голове между моим ногами, я провожу пальцами по его волосам, и его полизывания превращаются в посасывания. Я непроизвольно дергаю бедрами, толкая его лицо в себя еще глубже.
Я громко стону. Он рычит, и сосет в идеальном ритме.
Я закатываю глаза, когда он щелкает языком по клитору. Мое дыхание становится тяжелым, а бедра сжимаются вокруг его головы.
— Не кончай, Лекси.
Ах, ты ублю…, мать твою.
Я так близка, что могла вкусить это. Чуть громче шепота, я говорю:
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
С финальным щелчком языка, Твитч встает. И я хочу пнуть его за то, что он меня дразнит. Так я и делаю.
Я пинаю его ногой в бедро, и в тот момент, когда я ударяю по нему, он сначала сердито смотрит вниз на свое бедро, потом наверх на меня. И внезапно, мое раздражение сменяется беспокойством. И все что я могу — это думать "О блин. Я в беде".
Рыча, он бросается на меня, и я визжу. Он обнимает меня, и переворачивает таким образом, что я оказываюсь сверху. Я хочу закричать. Я знаю, у него проблемы с управлением гневом, и я спровоцировала его. Что, твою мать, со мной не так? Мое сердце ускоряется. Я ошеломлена. Потом я слышу то, из-за чего из беспокойной превращаюсь в обезумевшую за одну секунду.
— Над чем ты смеешься? — вызывающе спрашиваю я.
Ёрзая между его коленями, я пихаю его в грудь, а он смеется еще сильнее:
— Это не смешно, Твитч! Я могла причинить тебе боль.
Его смех граничит с истерикой. Скрестив руки на груди, я пялюсь на него, и жду, пока он успокоится. Когда он глубоко вздыхает и улыбается мне, мой гнев просто испаряется. Заправляя мне волосы за ушко, он говорит:
— Сегодня был нехороший день. Так что я пришел сюда расслабиться, и хотел побывать своим ртом на тебе, ожидая потом твой ротик на мне. Я не приходил сюда, чтобы вот так посмеяться. Последний раз я так смеялся тогда, когда был подростком. И в большинстве случаев, когда я был подростком, я так смеялся, когда был под кайфом.
Это меня расстраивает.
Когда Твитч видит мое помрачневшее лицо, он улыбается еще шире:
— Чертовски забавно.
Внезапно его глаза темнеют, и он садится так, что мы оказываемся напротив друг друга.
— Не думай, что я забыл о твоей выходке.
Положив одну руку мне на спину, другой рукой Твитч находит мою голую попу, и сжимает ее так сильно, что я вздрагиваю. Начиная от шеи, он прокладывает дорожку из поцелуев к моей челюсти, затем, наконец, целует в уголок рта.
— Поцелуй меня, Ангел.
Я тяжело дышу, прикрываю глаза, и хриплым шепотом отвечаю:
— Конечно, малыш.
Губами, но вскользь касается моих. Я слегка наклоняю голову, и прикасаюсь к нему. Целую его медленно, но глубоко, и когда его губы сливаются с моими, я понимаю, что на этот раз, он целует меня в ответ. Он массирует мою попу, и я попадаю в сказочное государство. Сказочное государство, которое очень быстро исчезает.
Шлепок!
Я вскрикиваю в его рот, и он целует меня сильнее, а попа немеет на секунду, прежде чем начинает пульсировать.
Шлепок!
Я хныкаю, и кривлюсь от боли. Он ласкает пульсирующее место удара, и внезапно, мой мозг прекращает распространять боль, думая: “Ух, ты. Это должно было быть приятно?”
Шлепок!
Сильнее, чем во второй раз. Я отстраняюсь от его рта, откидываю голову назад, я вскрикиваю. Мои глаза округляются. Между ног становится влажно.
Шлепок!