Нет, серьезно, я? Нюхала кокаин? Я-я не знаю, что произошло. Это на меня не похоже.
Я избегала Никки и Дэйва так долго, как только было возможно. Они каждый день звонили, и спрашивали, можем ли мы встретиться, но я отвечала им, что мне нехорошо, и что не хотела бы их заразить. Дэвид, кажется, поверил. Никки? Не очень-то.
Она знала. Она всегда знает, когда что-то происходит. А этот козел. Этот гребаный козел.
Выкинул меня, как ненужный мусор.
Я повторяю себе, что мне плевать, и что так будет лучше. С глаз долой, из сердца вон. Но я бы солгу, если скажу, что это совсем меня не ранит.
Кажется, я нахожусь в стадии «печаль».
Я уже прошла через первую стадию: «отрицание и уединение», и перешла ко второй стадии – «гнев». И в данный момент я разгневана.
Да как он смеет? Кем это он себя возомнил? Мне он не нужен.
Может быть, если ты просто позвонишь ему...?
О, черт. Я уже нахожусь на грани третьей стадии – упрашиваю себя.
Мне плевать, кто он, я не буду ему звонить. Я не сделала ничего плохого!
Сажусь за стол, решаю написать Никки и Дэйву, и попросить их сегодня вечером со мной встретиться. Мне нужен девичник.
— Так ты говоришь, он просто перестал тебе звонить?
Ну, технически, Твитч и не звонил мне, но...
— Да. Так и было, — говорю я Никки.
Дэйв смотрит на меня печальными глазами.
— Может, тебе стоит позвонить ему первой. Может быть, он просто занят.
Закатываю глаза, и говорю:
— Он тебе даже не нравится! Почему ты за него заступаешься?
Дэвид поднимает руки вверх, как бы показывая: "Я сдаюсь".
— Может, он мне и не нравится, но я знаю, что он нравится тебе, и это означает, что он обладает какими-то особенными качествами, иначе, ты бы его не хотела.
Были ли у Твитча такие качества? Я обдумаю этот вопрос попозже.
— А ты не думала, что он просто дает тебе немного времени, чтоб побыть наедине с собой, после того, как тебе стало плохо у него дома? — спрашивает Никки. — Может быть, он думает, что ты из-за этого переживаешь, и придешь к нему сама, когда будешь готова.
Ага. Точно. Я – настоящая завравшаяся дура.
Я не могла сказать своим друзьям, что я – по доброй воле принимала наркотики. Они бы во мне разочаровались. Дэйв и Никки не против употребления наркотиков, но они в курсе, чем я зарабатываю на жизнь. Они знают, что может произойти, если я буду принимать наркотики. Они знают… знают, что я потеряю работу. И завтра произойдет именно это.
Но до тех пор, я подожду.
Закинув в рот картофельные чипсы, я громко жую, вздыхаю, затем выпаливаю:
— Жизнь – отстой.
Женщина, которая собирала слюну с внутренней части моей щеки, была молодая и пухленькая, с татуировками и короткими черными волосами. Татуировки сразу же напомнили мне о ком-то, о ком лучше не думать.
— Здесь ты можешь подождать результат, — сказала она после того, как закончила, и пошла обработать мой положительный результат.
Не в силах усидеть на месте, и зная то, что случится через несколько минут, я практически побежала в свой кабинет, и начала нервно просматривать ящики своего рабочего стола.
Итак, вот я, в ожидании, что кто-то сейчас постучит в дверь, и объявит мне о моем неизбежном приговоре. Слышится стук, и я подпрыгиваю на месте.
— Входите, — кричу я ослабевшим голосом.
В мой кабинет входит Чарли с белым листом бумаги в руках. Положив листок на мой стол, он внимательно не меня смотрит.
— Результат внутри.
О, дерьмо. Вот и все.
Когда его лицо расплывается в широкой улыбке, и он мне подмигивает, я прихожу в замешательство.
— Отрицательно. Как обычно.
А я ошарашено смотрю на захлопнувшуюся за ним дверь. И не понимаю. Я готовилась потерять работу.
Возможно, это какая-то ошибка.
Как так? Вероятность ошибки в таких тестах очень мала.
Это, должно быть, все-таки ошибка. Удачная ошибка.
Я все еще не понимаю. Что, только что произошло?
Мой телефон издает сигнал, пугая меня до смерти.
Моргнув, я смотрю вниз, на экран, и мое сердце принимается бешено стучать.
Твитч: Всегда пожалуйста.
О!
Вот, что случилось.
Не проходит и секунды, как мой телефон снова пищит. И новое сообщение заставляет мое сердце остановиться.
Твитч: Между прочим... Ангел, ты моя должница.
Я не представляю себе, что бы это значило, но точно знаю, что это не хорошо.
Я сижу в абсолютной тишине, и в моей груди болит.
Во что я сама себя втянула?
Ломка, или, когда вы пытаетесь победить зависимость от наркотиков, может быть болезненной. Даже больше, мучительной. С тех пор, как я видел Лекси в последний раз, прошла неделя. И я начинаю беситься.
Мне это не нравится.
Мне не нравится власть, которую она надо мной имеет. Мне не нравится, как сильно я без нее страдаю. Тот факт, что я её избегаю, вы могли бы назвать, своего рода, тестом.
Мне хотелось знать, как глубоко я застрял в этих... этих... можно ли назвать отношениями то, что было между нами?
Лично я бы назвал это взаимовыгодной – ты мне, я тебе. Она дает, я беру.
Тайное наблюдение, что я за ней веду, сводит меня с ума. Глупая женщина пошла на работу на следующий же день после того, как, будучи еще больной, поднялась с моей постели. День. Издали, я наблюдал, как медленно она шагала к зданию, с трясущимися руками, сгорбленная, очень бледная.
За это я готов был отшлепать ее по попе.
Хотя есть в ней что-то, в этой сильной женщине. Что-то, что заставляет меня с гордостью за ней наблюдать. Лекси ничему не позволяет встать у себя на пути.
Сделав пару звонков нужным людям, и узнав, что ее обязательный тест на наркотики назначен раньше, чем я думал, я понял, что мне необходимо в это вмешаться.
Подкупить девушку, проводящую тест, чтобы она заменила слюну Лекси своей собственной, было проще, чем я предполагал. За это я отвалил ей пятьсот тысяч долларов.
Как и в любой зависимости, мой порыв вернуть её, был чересчур сильным, чтобы с ним бороться. Лекси была моей зависимостью. Я написал ей. Как только я это сделал, то положил телефон на стол и зажмурился.
Заявляю вполне официально.
Я никогда не позволю ей уйти.
Идя к шкафу, чтобы взять новый картридж для принтера, я вдруг останавливаюсь, как вкопанный, когда слышу приглушенный разговор, доносящийся из соседней комнаты.
Мои брови сходятся на переносице. Я подхожу поближе, чтобы подслушать:
— Это был твой первый раз?
Линг.
Ответа нет.
— Ничего страшного, если это правда, — продолжает допытываться она. — Ты отлично справился.
— Это у меня не в первый раз.
Майкл.
Он сказал это так, будто защищался.
Гнев закипает у меня в жилах.
— Майки, малыш, — продолжает Линг, — в этом нет ничего страшного. Правда, это....
Открываю дверь и натыкаюсь взглядом на спутанные волосы и полурасстегнутую рубашку Майкла. Я в бешенстве.
— Возвращайся к работе, болван.
Майкл подскакивает по стойке «смирно».
Смотрю на рассерженную Линг, я указываю на нее пальцем, и с угрозой в голосе, и говорю:
— Нам с тобой необходимо это обсудить.
Покидаю место преступления, и слышу, что следом за мной идет Майкл. Заикаясь, он говорит:
— Н-н-но, вы ничего еще мне не поручили, — и быстро добавляет: — Сэр.
Подойдя к своему кабинету, я понимаю, что больше на него не сержусь. Просто теряю к этому интерес.
— Хочешь, чтобы я сказал тебе, что делать? — спрашиваю я. — Возьми-ка из шкафа ручку и записную книжку, вон там, — я указываю в левую часть комнаты, и он бежит туда, пытаясь быть быстрым настолько, насколько это возможно.