Ее взгляд уставился в пустое пространство, и у меня внутри что-то сжалось. Незнакомое чувство. Желание защитить. Я чувствую себя защитником Лекси.
Я не знаю, что с этим делать.
Покачав головой, ее глаза встречаются с моими, и она натянуто улыбается.
— У всех есть своя история. Все могло бы быть намного хуже. Мои соседи, они...— она нахмурилась. — Они не были хорошими людьми. Я была ребенком, где-то пяти-шести лет и каждый вечер до меня доносились их крики. Они орали и избивали своего сына, — шепчет она, — он был всего лишь мальчишкой. А я сидела в своей комнате и …и просто плакала. Плакала с ним вместе.
В ее голосе столько боли и мое сердце начинает бешено стучать.
— Я встретилась с ним однажды, — тихо добавляет она. — Я видела, как он похромал в мой задний двор. Ему было больно. И когда он упал, хоть я и была всего ребенком, я не могла оставить его там, одинокого и напуганного, — она вновь шепчет: — Он был просто мальчик. Маленький мальчик. И ему было очень больно.
Потянув ее за руку, чтобы прижать к себе, я обнимаю ее одной рукой за талию, а она прячет лицо в изгибе моей шеи. Мне нужно знать.
— Что случилось с этим маленьким мальчиком?
Она глубоко вдыхает и на выдохе отвечает:
— Он пытался огрызаться со мной.
И я улыбаюсь в ее висок. Она, наверно, чувствует это, потому что тихо смеется.
— Ага. Он был упрямым. Не ждал ни от кого помощи, особенно от меня. Очень осторожный и недоверчивый. — Потом она говорит то, из-за чего в моей груди начинает покалывать. — Он немного напоминал тебя, Твитч.
Прижимаясь ко мне, она говорит где-то в области моей шеи:
— Он не хотел говорить мне свое имя. Но я вытянула это из него. Он сказал мне, что я забуду его сразу же, как он уйдет и я пообещала не забывать. Я помню, как сильно я старалась правда не забывать его, — она улыбается около моего горла. — Я даже вырезала его имя на старом дубе на заднем дворе, когда мне было десять, — она хихикает. — Было похоже, будто я хотела доказать ему, что сдержала свое слово, — молчание, а затем она продолжает: — Хотя, это и не важно. На следующий день, после нашей встречи, к их дому приехала скорая помощь и полиция. Я пряталась в своей комнате, закрывая уши пока они не уехали. И я знала…я просто знала, что его больше там нет.
Боль в моей груди успокаивается, когда ощущение теплоты появляется внутри меня.
— Я думаю именно поэтому я делаю то, что делаю. — Лекси зевает. — Понимаешь? Помогаю детям. Это отчасти из-за него. Я никогда не забуду его. Он был бойцом. Я всегда представляю его себе как упрямца, стремящегося выжить любой ценой.
Я не хочу спрашивать. Я не хочу спрашивать. Не спрашивай.
— Ты помнишь его имя, малышка?
— Антонио Фалько, — в полудреме шепчет она.
Мое тело напрягается, становится твердым как камень. Я внимательно слушаю как ее дыхание углубляется, затем выравнивается, а ее тело расслабляется, и она проваливается в глубокий сон.
Черт меня дери. Дерьмо. Я не верю в эту ерунду.
Тяжело дыша, стискиваю челюсть и притягиваю Лекси ближе к себе, наслаждаясь ее теплотой и сладостью. Я слишком упрям, чтобы отпустить ее.
Проклятье! Так не должно было случиться. Это. Чтоб меня... Это меняет все.
Лекси помнит обо мне.
Пронзительный крик в самое ухо заставляет мое тело подпрыгнуть. Крик слышится еще раз. Затем еще.
Дверь моей спальни распахивается и на пороге появляется Хэппи в одних трусах и Линг в слишком откровенной ночнушке, оба выглядят так, будто их только что разбудили. Когда Линг замечает Лекси на моей кровати, она хмурится. Лекси поднимает голову и бормочет:
— Что происходит? Что это за ужасный шум? — моргнув, она смотрит на дверь и орет: — Что она здесь делает?
Один вопрос за раз, маленький кузнечик.
Отвечая на все ее вопросы по порядку, я говорю:
— Это сигнализация, кто-то проник в дом, — бросаю взгляд на Хэппи, который кивает в подтверждение. — А Линг здесь живет, Лекс.
Линг ухмыляется.
Лекси нахмуривает бровки.
— Почему?
Не желая смущать Линг, я притворяюсь, что целую Лекси в висок, и шепчу:
— Ей негде больше жить.
Лекси прижимается своим виском к моим губам, прежде, чем отстраняется с широко раскрытыми глазами и визжит:
— Кто-то вломился в дом?
Хэппи хихикает, а Линг бормочет:
— Новичок.
— Не волнуйся, — я улыбаюсь. — Такое происходит постоянно.
Ее взгляд спускается вниз по моей груди, и она начинает заикаться:
— Пр-про-происходит постоянно?
Выскальзываю из кровати, натягиваю боксеры и говорю:
— Оставайся здесь. Независимо от того, что услышишь, вниз не спускайся. Слышишь меня?
Она натягивает простынь до шеи и шепчет:
— Я не могу тебе это пообещать, но я останусь здесь до тех пор, пока мне не покажется, что тебе угрожает смерть.
Остановившись от ее такого трагичного объяснения, спрашиваю:
— Как скоро ты думаешь это случится?
Закатив глаза в раздумьях, она отвечает:
— Через минут пять.
— По рукам, — указывая в ее сторону пальцем, я приказываю: — Не спускайся вниз. В течение пяти минут.
Когда я выхожу в коридор, Линг идет обратно в свою комнату, закрывает за собой дверь, в то время как Хэппи следует за мной.
— Что там у нас сегодня? — спрашиваю я его.
— Один парень, — хмыкает Хэппи. — Выглядит как будто под кайфом. В столовой, обшаривал все как безумный.
— Они никак не могут усвоить урок, — со вздохом отвечаю я.
Когда мы спускаемся до середины лестницы, натыкаемся на человека, я сказал бы лет тридцати, со светлыми лохматыми дредами и налитыми кровью глазами, одет он в серые бермуды и грязную белую футболку. Я не могу понять, кто подослал его, если его вообще подослали. На первый взгляд, он мог быть просто наркоман в загуле, который отчаянно искал что бы утащить, чтоб заплатить за еще одну дозу.
Он замирает на мгновение, прежде чем броситься со скоростью ракеты в коридор.
О, Боже. Похоже он выбрал тупик. Какая жалость.
Иду спокойно вниз в столовую для приемов, по пути замечая, как этот парень напрасно пытается вылезти в огромное окно. Качая головой, я дотягиваюсь рукой до его лодыжки и тяну на себя. Применяя силу. Дрожа, он падает к моим ногам, и я его спрашиваю:
— Кто подослал тебя?
— Никто, чувак, — тряся головой, отвечает он. — Никто.
Кладу руку ему на голову, он начинает скулить, когда я глажу его как собаку.
— Я как раз наслаждался вечером с одной из моих девочек, а теперь я должен разбираться с этим дерьмом. Мне правда очень любопытно, кто же прислал тебя.
Он еще раз качает головой и мой гнев разрастается. Я запускаю пальцы в его волосы и поднимаю его за дреды. Он кричит и то, как его голос булькает и задыхается, меня беспокоит, не вырвет ли его. Тащу его к изящному старинному обеденному столу, вытаскиваю тяжелый стул, прежде чем бросить его тело на безупречное красное дерево.
Сжимая его за волосы еще сильней, спрашиваю:
— Хочешь знать, почему я запираю дверь на ночь?
Тяжело дыша, он кивает.
Наклоняясь ближе к его уху, я говорю ему шепотом:
— Чтобы защитить людей за пределами моего дома от меня.
Потянув его голову вверх за волосы, я стискиваю челюсть и ударяю его головой об обеденный стол.
Несколько раз.
От звука его моментально ломающегося носа, меня бросает в дрожь. Я получаю от этого удовольствие. Это почти заводит.
Почти.
Бросив его на пол, бессознательной кучкой, мои глаза улавливают что-то приближающееся ко мне. Взгляд Лекси блуждает по комнате.