Выбрать главу

Мне просто нужно найти немного корицы, пока мы здесь.

— Конечно, — говорит он, и мы расходимся каждый по своему пути.

Спросив консультанта, где можно найти специи, я быстренько беру то, что мне было нужно и топаю в молочный отдел.

Мы официально две недели, как вместе. Он старался, чтобы мы виделись каждый день. Он приезжал ко мне, если было слишком поздно или если я приходила домой уставшая. Каждый день мы проводили некоторое время в спальне. И это очень отличалось от нашей первоначальной договоренности. Не поймите меня неправильно, он по-прежнему все держал под своим контролем...в и за пределами спальни, но я открыла в нем много всего такого, чего раньше и не замечала.

Он нежный. И ласковый. И страстный.

Каждый поцелуй, который он оставлял на моем теле был наполнен любовью и хоть он и не говорил, что любит меня, его поцелуи точно передавали все его чувства. И я люблю эти поцелуи, от которых подкашиваются ноги.

Также он баловал меня, каждый день принося мне подарки и абсолютно игнорировал мои просьбы не делать этого. Он сказал, что в этом вопросе мое мнение не учитывается, он сказал это решительно, так что мне не осталось ничего иного как принять это. Пока что. Последний подарок, который он купил мне, это громадная новая стереосистема взамен того старого CD-плеера, который он выкинул в окно. У меня все не было времени купить себе новый. И так как я использовала CD-плеер, чтобы уснуть, конечно же, он притащил мне что-то шикарное и первоклассное. Тот плеер я купила за сорок долларов на распродаже. И он мне нравился. Когда он подал мне пульт, а я стояла и просто смотрела на него, он спросил меня, что не так.

С широко распахнутыми глазами, я ответила:

— Я не хочу сломать эту штуковину.

Его губы изогнулись в усмешке:

— Штуковину?

Пожав плечами, я сказала ему:

— Штуковина – это слово такое.

Наклонив голову, он задумался:

— Штуковина. Мне нравится.

Улыбнувшись воспоминаниям, я ускоряю шаг, чтобы вернуться к нему. Стоя ко мне спиной, я замечаю, как он разговаривает с мужчиной, работником этого магазина. Ну ладно, «мужчина» это я загнула, с мальчишкой. Подростком. И он выглядит растерянным.

С другой стороны, рядом с Твитчем все выглядят растерянными и нервными.

Приблизившись, я слышу, как мальчик объясняет:

— Ну, есть много разных видов молока. Есть одно и двухпроцентное, сливки, с кальцием, обогащенное омега-3, соевое, и миндальное молоко....

Подойдя ближе, я слышу, как Твитч раздраженно говорит мальчику:

— Я хочу просто молоко.

Мальчик указывает пальцем на полку:

— Тут большой выбор. Какое вам нужно?

Твитч шипит:

— Да наплевать какое!

Теряя терпение, он кричит на мальчика:

— Мне просто нужно обычное гребаное молоко. Молоко, которое наливают в хлопья, ты маленький идиот!

Мой желудок ухает куда-то вниз. Потери самообладания на повестке дня не было.

Кладу свою руку на его, и он вздрагивает.

Твитч поворачивает свое раскрасневшееся лицо ко мне и вздыхает с облегчением. Его голос звучит так растерянно, когда он говорит:

— Детка, я пытался…

Заставляя его замолчать, я хватаю ближайшее от себя молоко, беру его за руку и иду на кассу. Мы расплачиваемся за покупки и идем к машине. На полпути к дому я ласково спрашиваю:

— Хочешь поговорить о том, что случилось в магазине?

Он бормочет:

— Не особо.

Гладя его по руке, говорю:

— Ладно. Но если хочешь, то мы можем поговорить.

Мы приезжаем домой и как только я собираюсь открыть дверь, он хватает меня ха руку, останавливая:

— Я всегда немного туплю в продуктовых магазинах. Это напоминает мне то время, когда я был ребенком.

Садясь обратно на свое сидение, я делаю жест, показывая, чтобы он продолжал.

— Ты даже не представляешь себе, что такое быть уличным ребенком... — я думаю сейчас идеальное время открыть ему свою собственную тайну:

— Вообще-то, когда мне было шестнадцать, я тоже целый год была уличным ребенком.

Он, кажется, озадачен этим:

— Правда?

Я киваю, а он в замешательстве спрашивает:

— Почему?

Перебирая его пальцы, я опускаю взгляд и объясняю:

— Я рассказывала тебе. Мой отец был мудаком.

— Что твой отец сделал с тобой?

Задавая свой вопрос, он еле сдерживает гнев, так что я рассказываю, подбирая слова:

— Хм, ничего слишком плохого. Ему нравилось ставить меня в неловкое положение и упиваться своей властью надо мной. Он постоянно манипулировал мной. Как, например, однажды, когда я вернулась домой из школы, он встретил меня в дверях, руки в боки. Он сказал: «Если ты не хочешь играть по моим правилам, тогда я должен что-то забрать у тебя».

Я пожала плечами:

— Я ведь была совсем еще ребенком. Я сказала ему, что мне нечего ему отдать. На это он ответил: «Не важно. Я уже взял кое-что». И выйдя на задний двор, я поняла, что исчезла моя собака.

Рука Тони сжимает мою. Я давно не говорила о своем отце. Было очень приятно снять этот груз со своих плеч.

Потерявшись в своих мыслях, я тихо говорю:

— Я помню проплакала всю ночь. Целую гребаную ночь. Я была убита горем. Моя собака была моим лучшим другом, помимо брата. Я была ребенком. Домашнее животное каждого ребенка-его лучший друг, — качая головой, будто очищая ее от плохих воспоминаний, я продолжаю: — На следующий вечер, вернувшись домой со школы меня встретила Мисти виляя своим хвостиком, как будто она никуда и не исчезала. И мое сердце разбилось вновь при мысли, что меня заставили думать, что она пропала навсегда. Я плакала снова и снова. А отец стоял, жестоко улыбаясь, наслаждался тем, что смог немного сломить мой дух. Когда мой брат подсел на наркотики, чтобы убежать от этой жизни в доме, я знала, что мне нужно уйти. Потом брат однажды ночью исчез, и меня больше ничего не удерживало в том доме. Поэтому, я ушла.

Когда я заканчиваю, то понимаю, что Твитч очень сильно сжал мою руку. Я смотрю вверх и вижу его плотно сжатую челюсть.

Я пытаюсь отшутиться:

— Мама не была такой уж плохой, у нее просто был плохо развит материнский инстинкт, и она много работала, чтобы держаться подальше от отца. — Выражение его лица не меняется, и я добавляю: — Эй, послушай, он никогда и пальцем меня не тронул.

— Жестокое обращение – это жестокое обращение. Обращаться подобным образом со своим собственным ребенком... делает это в десять раз хуже. Он, возможно, и пальцем не тронул тебя, но это не делает ситуацию менее болезненной для ребенка.

И он прав на все сто. Плохое обращение причиняет боль независимо от формы его выражения.

Я дергаю его за пальцы:

— Расскажи мне, что случилось там в продуктовом магазине.

— Только, если ты расскажешь мне о своей жизни на улице.

Я тут же соглашаюсь:

— По рукам.

Он откашливается:

— Ну ладно. Итак, я очень долго был уличным ребенком. До того, пока не попал в тюрьму. Я частенько подворовывал в магазинах, потому что, эй, мне надо было что-то есть, так ведь? Все продуктовые магазины напоминают мне то ощущение быть пойманным и загнанным в ловушку. Я не был там долгое время и даже не помнил, почему. До сегодняшнего вечера.

Мысль о том, что он чувствовал себя как загнанное в ловушку животное, заставляет мой желудок сжаться. Мне жаль, что я не могу стереть эти его воспоминания. Мне жаль, что я ничем не могу ему помочь. Это не оправдывает его отвратительного поведения с продавцом в магазине, но теперь я понимаю его намного лучше.

Переплетая наши пальцы, я говорю ему:

— В следующий раз, я не отойду от тебя. В следующий раз, мы будем делать покупки вместе и каждый раз, когда ты почувствуешь, что что-то накатывает на тебя, просто говори мне, что нам нужно уйти и мы уйдем. Хорошо?

Он не отвечает на мой вопрос, вместо этого, он меняет тему: