Потом Дэйв взглянул на Никки и выдал:
— Как, думаешь, обстоят дела с Хэппи?
Она пожала плечами:
— Нормально. Мне кажется. Секс обалденный и я уверена, он предпочитает женщин, но... — Она одарила Дэйва хитрой улыбкой: -… мне нравится наблюдать за ним и Дэйвом. Это так возбуждает.
Дэйв игриво ее толкнул:
— О, спасибо, крошка. Мне тоже нравится смотреть, как вы трахаетесь. Киска меня не привлекает, но наблюдать за всем действом – очень горячо.
У меня отвалилась челюсть из-за странного предмета их разговора.
Никки захихикала:
— О, особенно мне нравится, когда он... — она наклонилась к Дэйву поближе и прошептала что-то ему на ушко. Дэйв закусил губу, прежде чем пробормотать: — Мне тоже это нравится.
Подняв руку, привлекая внимание бармена, я сделала заказ:
— Мне потребуется примерно одиннадцать коктейлей, чтобы стереть последние пять минут идиотизма из моих воспоминаний. Что бы вы посоветовали?
Пока мое лицо пылало от смущения, Никки и Дэйв ухмылялись как пара кошек, которые добрались до сливок.
Мы пили. И болтали. И вновь пили.
Потом разговор пошел в более привычном для меня русле.
Дэйв нечленораздельно произнес:
— Вы знаете какое слово является странным?
Никки и я ждали его ответа, затаив дыхание.
— Брюки. Почему во множественном числе? Да, у каждого есть по две ноги, но это только один предмет одежды. Должно быть «брюк», черт побери!
Шепоток одобрения пробежался по залу. Потом я сказала:
— Мне это тоже не нравится. Это та же самая ерунда, что и Увитбиксы. Почему одна штука называется Увитбиксы9? По идее должен быть Увитбик, если один, правильно же?
Дэвид, кивая, потягивал свой коктейль:
— Вот по этому-то мы и друзья.
Никки взволнованно хлопнула по барной стойке.
— У меня тоже есть слово! Почему ножницы, называются ножницами? — Дэйв и я окинули ее своими лучшими одобряющими взглядами и согласно закивали.
Я люблю своих друзей.
Тряся головой, вспоминая все те глупости, что мы несли в баре, я пританцовываю в такт музыке, льющейся из моей супернавороченной стереосистемы, кружась по всей комнате.
Повернувшись, я взвизгиваю, наткнувшись на черную тень перед собой. Глубоко вздохнув, я открываю рот, чтобы закричать, как вдруг чьи-то руки обнимают меня, и я чувствую его запах.
Засранец Твитч. Подлый, глупый Твитч с этими его подползаниями, прятаньем, и подкрадыванием.
Млея от его объятий, я выдаю первое, что приходит мне в голову:
— Почему ты больше не используешь на мне ремень?
Ух ты. В моем голосе прозвучало намного больше обиды, чем я планировала.
Отстранившись, он отвечает:
— Потому что я уверен, что ты больше не попытаешься убежать.
Хмммм. Ну, я думаю в этом есть какой-то смысл. В нетрадиционном смысле слова. Я думаю.
Я все же надуваю губки.
Он удивленно спрашивает:
— Ты напилась?
Я фыркаю:
— Нет. Я выпила всего...— мысленно подсчитываю - ...шесть Лонг-Айлендов, и рюмку текилы. Я в порядке.
Произнеся все это, у меня вдруг подкашиваются коленки, и я висну в объятиях Твитча как тряпичная кукла. Он нежно целует меня где-то в область бровей: — Ты хочешь, чтобы я использовал ремень?
Я хрипло отвечаю:
— Да.
Посадив меня на кровать, я наблюдаю за тем как он отходит от меня к своим штанам, которые валяются на полу, вытаскивает ремень из петель и идет назад ко мне.
Вау. Он необъяснимо завораживающе действует на мое сознание. И так каждый гребаный раз. Обычно, мои мысли роятся в той штуке, которую я называю мозгом. Но в данный момент, все что я слышу – это пронзительный свистящей шум в голове.
Мы официально ненормальные.
В моем раскованном алкоголем состоянии, я говорю ему:
— Я хочу попробовать что-нибудь новое этой ночью.
Он останавливается на полпути ко мне. То, как он оборачивает ремень вокруг своей руки, такой крепкой и привлекательной, это самая возбуждающая вещь, которую я когда-либо видела.
— О, да? И что же, Ангел?
Я маню его пальцем, и он подходит ближе. Затем я встаю на колени на кровати и, наклонившись к его уху, шепчу:
— Ролевую игру.
Он издает смешок:
— Без проблем, я только «за».
Внезапно занервничав, я отстраняюсь и опускаю подбородок:
— Ты скорее всего решишь, что я странная. Или ненормальная.
Он отвечает:
— К черту нормальность. Кто решил, что нормально, а что нет? Ярлыки, малышка. Это все ярлыки. Ну, скажи мне, малышка, что именно ты хочешь? — Но я не могу решиться на это признание. — Давай, Лекс. Я не буду тебя осуждать. — Но я все равно не могу. Потом он осторожно спрашивает: — Ты хочешь попробовать то, что делала Линг?
Мне так стыдно. Я закрываю лицо руками, мое сердце бешено стучит в груди.
Он берет меня пальцами за подбородок и поднимает мое лицо. Я обессилено опускаю руки, смирившись с судьбой. Он смотрит в мои взволнованные глаза, нежно целует и говорит:
— Как только я оберну ремень вокруг твоей шеи – игра начнется.
И как только ему удается так упрощать все эти сложные для меня вещи? И почему, интересно, я этого так сильно хочу? Обе эти мысли кружат в моей голове. Мое время на раздумья заканчивается, когда он начинает закреплять толстый, черный ремень вокруг моей шеи. Смотрю на него, слегка приоткрыв рот, он осторожно наблюдает за мной. Затягивая ремень на самую последнюю прорезь, он тянет время, давая мне возможность отказаться.
Но я не откажусь.
Я не могу.
Мне нужно это.
Что-то внутри меня жаждет одобрения Твитча, и это длится с того самого первого дня.
Он отпускает меня и пристально вглядывается в мое лицо. Я точно знаю, когда он входит в свою роль. В роль моего насильника. Я знаю это, потому что его полуприкрытые глаза темнеют, а его губы искривляются в жестокой улыбке.
Он туго оборачивает остаток ремня вокруг своей руки и резко дергает. Я взвизгиваю, когда мое тело врезается в его сильный голый торс. Большая рука крепко сжимает мою задницу через ткань черного платья. Это прикосновение совсем не нежное и не ласкающее. Это так необычно, что мне кажется, что этот мужчина даже вовсе не Твитч.
Но не в этом ли вся суть игры? Именно сейчас мы можем стать двумя совершенно другими людьми. Людьми, которыми мы никогда не стали бы.
Это очень возбуждающе. Мое сердце колотится, и я начинаю потеть.
Тяжело дыша, я успокаиваю себя как могу, сползаю с кровати и встаю перед ним. Твитч начинает играть свою роль:
— Только дернись и я убью тебя на хрен, сука. — Затем медленно, но решительно тянет ремень на себя. Это движение заставляет меня сократить то небольшое расстояние, что было между нами.
В эту минуту я верю ему: он может сделать мне больно, несмотря на то, что я знаю, что это всего лишь игра. В данную минуту Твитч – самый притягательный мужчина на земле, но также и самый устрашающий.
Все это происходит так молниеносно.
Его шелковые боксеры на полу. Я трясусь, когда он хватает подол моего платья, зажимая его в своих кулаках. Он смотрит мне в глаза и со всей силы тянет ткань в противоположных направлениях. Звук рвущегося материала наполняет комнату, прежде чем платье падает к моим ногам бесформенной кучей. Я в ступоре смотрю на него.
Мне нравилось это платье.
Теперь на мне только лишь лифчик без лямок и кружевные трусики-танга. Мой мозг плавает в океане удовольствия, когда он дергает мой лифчик вниз, освобождая мою грудь. Это движение немного приподнимает ее и в лунном свете, что пробивается через не плотно закрытые занавески, я вижу, как его глаза сосредотачиваются на моей обнаженной груди. Он похож на изголодавшегося человека, который созерцает свою первую за несколько месяцев еду. Лишь на мгновение он выходит из своей роли, чтобы провести большим пальцем вниз по выпуклости моей груди и прошептать: