Большая толпа собравшихся поселенцев заняла не только всю веранду отеля и ведущие на нее ступени, но и прилегавшую к зданию площадь.
Браннон чертыхнулся. Всего каких-то пятнадцать минут назад, до приезда Большого Джорджа, Сейдж Уэлс выглядел таким спокойным городишком. Сейчас же атмосфера была наэлектризованной, как перед штормом.
Вибрирующий, гневный голос Мак Луиса доносился с веранды. Браннон не мог сказать точно, о чем тот говорил с людьми, но ему не нужно было ничего слышать: маршал точно знал, о чем шла речь. Он был не единственным человеком, который ожидал прибытия Большого Джорджа в Сейдж Уэлс именно этим утром. Этого ждали все поселенцы. Толпа бурлила, обсуждала, спорила с Мак Луисом. Внезапно голос Большого Джорджа стал яростней и громче, и он махнул рукой в сторону железнодорожной станции, которая находилась в конце улицы, как раз за баптистской церковью. Распоряжаясь людьми, Мак Луис напоминал генерала, который посылает батальон в атаку.
Он достиг своего, толпа завыла. И когда Большой Джордж назвал имя, один человек тут же выскочил из толпы и побежал в конюшню, а другой, с винтовкой в руках, кинулся сквозь расступающуюся толпу к Большому Джорджу и встал рядом с ним, пока Мак Луис, размахивая руками, подогревал толпу своими яростными криками.
Браннон облизнул губы и определил по солнцу, сколько сейчас приблизительно времени. Когда, тяжело дыша, он вновь повернулся к кафе, мужчина уже возвращался из конюшни с веревкой в руках. Браннон криво ухмыльнулся и вслух произнес:
— Они растерзают его, разорвут на две половинки.
Курт устало побрел по направлению к отелю. Пока он шел, тишина расходилась вокруг него, как круги по воде, и даже Мак Луис замолчал, когда Браннон ступил на веранду. Большой Джордж взглянул на людей, стоявших внизу. Многие были выше его по росту. Приятно иметь дело с такими великанами, это вселяет уверенность и придает определенное чувство надежности. Надменное поведение Мак Луиса свидетельствовало о том, что он знает себе цену, а всем остальным он предоставляет возможность доказывать ему, кем же они являются.
— Какого черта вы все здесь собрались, ребята? — поинтересовался Браннон, окидывая взглядом толпу горожан.
— Для оказания приема Уэлкеру Хайнсу, вот зачем, — выкрикнул тенором Ал Уильяме. — Не так ли, мистер Мак Луис?
Но тот хмуро посмотрел на Ала, заставляя его замолчать, и тут же его сердитый взгляд сменился улыбкой, и он крикнул поверх голов:
— Эй, шериф, доброе утро!
Некоторые из окружающих его людей усмехнулись, так как Мак Луис намеренно назвал Курта «шерифом», хотя прекрасно знал, что официальных выборов еще не было, а последний шериф умер три года назад. После его смерти правительство прислало маршала, которому платили сорок долларов в месяц, и он все это время продолжал работать и носил все те же сапоги. Его звали Курт Браннон.
Браннон взглянул на свои сапоги, в которых он ходил со времени приезда в Сейдж Уэлс. Левый сапог прохудился, и большой палец вылезал наружу. Маршал ждал, пока затихнет шум, и встретился взглядом с Мак Луисом.
— Похоже на то, что ваши люди собираются выполнить мои обязанности, мою работу, мистер Большой Джордж?
— Ничего подобного, шериф. Ничего подобного. Все, что мы собираемся сотворить сегодня здесь, мы будем делать только сообща, только вместе с вами.
— Да что вы, — протянул с иронией Браннон и посмотрел на веревку, — мне кажется, что если ваши люди намереваются создать ополчение, вам следовало бы сначала поговорить со мной.
— Не волнуйтесь, шериф, — сказал Мак Луис, — поскольку мы уже собрались, мы планировали тотчас же пойти к вам и поступить в ваше полное распоряжение.
— Правда, мистер Джордж? Но, похоже, вы собирались пойти вниз по дороге совсем в другую сторону; если бы вы пришли сначала ко мне, этого сборища не было бы.
Большой Джордж с внезапной яростью шагнул вправо, подойдя к началу лестницы. Его взгляд уперся в Браннона.
— Может быть, мы относимся к этому делу гораздо серьезнее, чем вы, шериф. Может быть, именно поэтому мы решили действовать, и дать вам знать, что мы все равно будем действовать.
— Существует несколько видов действий, — устало сказал Браннон, кивнув на веревку, — но иногда вы действуете, не отдавая себе отчета в том, что вы делаете, хотя ваши намерения могут быть прекрасными и благородными. Я не спорю с замыслами некоторых из вас. Но бывает, вы выходите за рамки закона, и происходит это так быстро, что вы сами не замечаете, как.
— Никто не выходит за рамки закона, начальник, — голос Мак Луиса растерял все оттенки былого дружелюбия, — у нас есть грязная работа, и мы ее сделаем.
Люди вокруг зашумели. Внезапно послышался стук копыт быстро скачущей лошади. Большой Джордж с облегчением поднял голову, пристально глядя на приближающуюся всадницу. Выражение его лица заметно изменилось. На мгновение его глаза засветились какой-то беспомощностью, крепко сжатые губы смягчились. Через секунду от этой слабости не осталось и следа, и он стоял, холодно наблюдая за своей дочерью, которая мчалась во весь опор, поднимая тучи пыли. Браннон также обернулся и смотрел, как Руби Мак Луис спускается с седла на землю. Усталая лошадь была вся в поту и дрожала. Руби ездила очень уверенно и так же быстро, как и ее папочка, она всегда носилась на лошади по лугам, окружающим городок, и еще ни одному человеку не удалось убедить ее в том, что это опасно. Браннону, конечно, было это хорошо известно, и он сам неоднократно предостерегал Руби.
На мгновение Курт задержал свой взгляд на Руби Мак Луис, и в какой-то момент спокойствие вернулось к нему. Она была очаровательна, эта девушка, как амазонка, скачущая на быстрой лошади. Черты ее прекрасного лица были классически правильными, она могла покорить вас одним взглядом темных глаз. Ее губы всегда казались мягкими и влажными, готовыми подарить нежный поцелуй.
Она окинула взглядом всю собравшуюся толпу, ничем не выделяя Браннона. Руби прошла так близко от него, что едва не коснулась Курта рукой, но сделала вид, что не замечает его. Курт с трудом отвернулся от нее и стал упорно смотреть в другую сторону, лишь бы не видеть Руби.
Ее сапожки простучали по ступеням.
— Руби!
Голос отца обрушился на нее, как плеть. Но Руби сделала то, чего не осмеливалась сделать ни одна душа в поселке — она не обратила на слова отца ни малейшего внимания. Для нее он значил не более, чем самый последний человек в этой толпе. Курт Браннон, к примеру.
— Руби! — Большой Джордж сказал громче, но его голос прозвучал как бы просительно. Она промаршировала в отель, даже не бросив взгляда через плечо.
Большой Джордж зло посмотрел на Браннона. Его лицо посерело от гнева и ярости.
— Ладно, начальник. Давайте расставим все по своим местам. Я прошу вас пойти с нами или не вмешиваться в наши дела.
— Я не могу идти с палачами. Ваши люди знают это.
— Мы можем устроить так, чтобы вас убрали из города, — сказал Мак Луис.
Браннон пожал плечами. Он знал, что этого не произойдет, это был самый простой путь, но поскольку за эти три года он ни в чем не провинился, он не боялся угроз Мак Луиса.
— Сделайте это, сэр. У вас есть связи, и правительство вышвырнет меня отсюда. Но даже если они сделают это, я все равно останусь маршалом до тех пор, пока меня не заменят, я знаю, что Уэлкер Хайнс приезжает утренним поездом, и у ваших людей чешутся руки убить его.
— Послушайте меня, шеф. Итак, вас не было здесь пять лет назад. А мы здесь были. Уэлкер Хайнс держал весь город в страхе. Он был бессовестнейшим человеком, такого вы и представить не можете, бессердечный по отношению ко всем, ненависть переполняла его, и все потому, что он не был ни индейцем, ни белым. Его отец был охотником, мать — краснокожей скво, а Уэлкер был их незаконнорожденным сыном.