Не обращая внимания на тоску в его глазах, она прошла мимо него, обошла пруд, присела на каменную ограду и обвила себя руками, будто предупреждая, что он не должен приближаться. Стараясь не расплакаться, стала отсчитывать минуты до появления Рамона.
Прошло шесть дней. Макс лежал на кровати у себя дома, в Малибу, и тупо смотрел в потолок. Голова Галины покоилась на его плече. Он рассеянно гладил ее по волосам. Шторы были раздвинуты, лунный свет лился в окно, и тела матово блестели. Галина обвила шею Макса рукой и закинула одну ногу на его ноги. Она всхлипывала и вздрагивала; ее слезы падали ему на грудь. На нем были трусы, но он надел их всего несколько минут назад. Галина была обнаженной, но явилась она сюда одетой. Ее разорванное и окровавленное платье валялось на полу.
Макс крепко прижал ее к себе и поцеловал в макушку. Галина уткнулась лицом в его грудь, не переставая рыдать. Довольно долго она лежала так, а потом подняла голову и перекатилась на спину. Он взял ее за руку.
Когда Галина заговорила, голос был хриплым от слез:
– Ты рассказал ей про Каролин? – Нет.
Галина смотрела в невидимую точку.
– Спасибо, – сказала она.
– За что ты меня благодаришь?
– За все, что ты для меня сделал.
Макс молчал.
– Ты же знаешь, ты не обязан.
– Давай больше не будем об этом, – сказал Макс. Галина села на кровати, повернулась к нему, взяла его руку и положила себе на грудь. Когда она убрала ладонь, рука мужа безжизненно упала. Галина свесила ноги с кровати.
В свете луны она казалась такой ранимой, маленькой, беспомощной, что Макс инстинктивно начал гладить ее по спине. Галина сидела не двигаясь какое-то время, потом встала и пошла к выходу. Дойдя до двери, остановилась, и Макс услышал частые глубокие вдохи. Она старалась удержаться от слез.
Галина не успела выйти из спальни. Макс оказался рядом, обнял ее.
– Прости, прости, прости, – повторял он.
– Я же говорила тебе, все это не важно, – сказала Галина. Макс повел ее обратно к кровати.
– Очень важно, – прошептал он. Она неуверенно взглянула на него.
– Что ты собираешься делать?
Он улыбнулся и коснулся пальцем ее щеки.
– Может, любить тебя как полагается?
Она опять всхлипнула и тут же засмеялась, обняла его за шею и прижалась к нему.
– А ты разве можешь?
Он бросил быстрый взгляд на темную груду одежды на полу и положил руки на ее талию. Она чуть вздрогнула, когда он коснулся шрама.
– Да, – ответил он, прижимая жену к себе, – если все будет по-моему.
Глава 22
Первые дни в Лондоне чем-то напоминали преждевременное возвращение домой, когда вас еще не ждут. Рианон, конечно, не рассчитывала, что по поводу ее приезда накроют праздничный стол, но, приехав раньше времени, она с удивлением обнаружила, что у нее нет срочных дел, никто не оставил ей сообщений на автоответчике, нет ни почты, ни Лиззи, и вдруг почувствовала себя так, будто попала во временную дыру. Наступила пауза в ее жизни, вакуум. С другой стороны, необходимость противостоять жестокой, мрачной реальности, когда нет ни работы, ни долгих разговоров с подругой, возможно, поможет ей разобраться с хаосом в душе.
В Хитроу ее никто не встречал. Такси неторопливо доставило ее в Кенсингтон. Моросил мелкий, но густой дождь, фонари мерцали в ранних вечерних сумерках сквозь пелену измороси, пешеходы шлепали по лужам. А мысли Рианон витали очень далеко. Она старалась разобраться, в чем смысл ее жизни и почему с ней случилось все то, что случилось.
Конечно, Рианон очень недоставало Лиззи, но она ощутила некоторый подъем от звонков многочисленных коллег и знакомых. Люди звонили по мере того, как узнавали о ее возвращении. Она много времени проводила вне дома – ходила в магазины, встречалась с друзьями, но чаще просто гуляла. Часами Рианон ходила по Лондону, впитывала знакомую атмосферу родного города, глазела на проносившиеся мимо злобные машины, на бесцветное небо, подставляла лицо дождю. Раньше у нее никогда не находилось времени по-настоящему посмотреть Лондон, и сейчас она не смогла бы ответить точно, зачем занимается этим. Это бесцельное блуждание давало ей ощущение мира, покоя. Рианон бродила, смотрела, прислушивалась, отвлекаясь от собственных проблем, растворялась в вещах, которые в иное время никогда не привлекли бы ее внимания.
День не приходился на день. Рианон то глубже погружалась в тоску, то чуть веселее смотрела на мир… Но в самые мрачные, отчаянные часы, когда одиночество окутывало ее сплошным черным облаком, любовь к Лондону помогала ей напомнить себе, что она в безопасности. Рианон не хотела бы жить ни в каком другом месте, хотя в глубине души чувствовала, что и Лондону она больше не принадлежит. Или не хочет принадлежать? Может, у нее не хватает духу взять в руки нить собственной жизни и вплести ее в такое нежеланное будущее?
Быть может, Рианон было бы легче справиться с собой, если бы Макс позвонил. Она не ждала, что он это сделает, но шли дни, и Рианон обнаружила, что все-таки страстно ждет звонка. Раз за разом она воскрешала в памяти те две ночи, наслаждалась словами, которые он говорил ей, и мучила себя стремлением опять слышать его голос. Тоска по Максу отзывалась в сердце живой, острой болью. Воспоминания помогали держаться, но в то же время разрушали ее. Стоило вспомнить его прикосновение, как Рианон думала о том, что больше никогда не испытает такого. Отчаяние и страсть только росли от того, что их разделяло огромное расстояние. Перед отъездом она надеялась, что возвращение в Англию поможет сладить с чувствами, но все получилось наоборот – растерянность и паника только усилились. Иногда отчаяние настолько захватывало ее, что не помогали ни слезы, ни молитвы Всевышнему, ни хождение взад-вперед по комнате. Чувства, неисполнимые желания захватили в плен ее душу.
Рианон помнила, насколько немыслимым ей представлялось отказаться от Оливера. Неужели с Максом то же самое? Почему она до такой степени капитулировала перед мыслями об этом человеке? Она не могла бы ответить на эти вопросы. Наваждение невозможно объяснить рационально. Она пыталась заняться самоанализом, но страсть не поддается логике. Она приходила к одному и тому же выводу: невозможно любить так сильно человека, с которым едва знакома.
Но Макс не был для нее незнакомцем. Он связан с ней. Она любит его так, как никого не любила прежде и не полюбит никогда. И она никогда не найдет слов, чтобы описать свое чувство людям, которые сами не испытали ничего подобного.
Хотя она пыталась. Через две недели после расставания с Максом Рианон попробовала рассказать кому-нибудь о своих переживаниях. Она надеялась, что это поможет стряхнуть с себя растерянность и боль.
Поскольку Лиззи рядом не было, Рианон решила открыться Джолину, и это оказалось совсем не сложно, даже наоборот. Правда, она начала сомневаться, не напрасно ли затеяла разговор. Никогда раньше она не откровенничала с Джолином до такой степени.
Когда Рианон закончила, Джолин некоторое время молча сидел, прижав бокал вина к подбородку, и обдумывал услышанное. При свечах его красивое смуглое лицо блестело и переливалось, как ртуть. Короткие курчавые волосы сливались с полумраком, большие кольца в ушах слегка покачивались. Он был одет в серебристый свитер и джинсы. На ногах у него были короткие черные сапожки на высоких каблуках. Из стоявшей под стулом сумки выглядывал пышный светлый парик, который он обычно носил.
Он наконец поднял голову и озабоченно проговорил:
– Да, действительно трудно понять, как ты можешь так сильно любить почти незнакомого человека. Спроси-ка себя, Рианон, ты действительно хочешь быть с ним? Не руководит ли тобой прежде всего желание отплатить Галине?
От неожиданности Рианон вскинула голову:
– По-твоему, я когда-нибудь была настолько мелочной? Джолин успокаивающе поднял руку.
– Нет, никогда, – сказал он, – но это не значит, что ты вовсе не способна на мелкую месть. Мы все на нее способны. Она украла у тебя мужчину, за которого ты собиралась замуж, и вполне понятно, если ты захотела отплатить ей той же монетой.