Шайна прикрыла глаза, молясь богу, чтобы правда открылась и все стало на свои места. Она любит Габриеля. И всем сердцем чувствует, что и он любит ее. Только бы рассеялось это темное облачко между ними – и жизнь сразу станет такой радостной и счастливой!
Шайна вышла из спальни и направилась к лестнице. Отсюда, сверху, ей была видна дверь в гостиную. Она прислушалась. Из комнаты доносился низкий, взволнованный мужской голос, но слов разобрать было совершенно невозможно.
Шайна замерла на ступеньке, положив руку на перила. Нет сомнений, что Габриель тут же пошлет за Шайной, если новости, которые привез ему гость, касаются ее. Она сгорала от нетерпения, ей казалось, что сердце ее может разорваться от волнения!
Шайна глубоко вздохнула, спустилась вниз и направилась к двери гостиной.
Габриель сидел наискосок от двери. В кожаных сапогах, темно-коричневых бриджах и сюртуке, в застегнутой на все пуговицы рубашке с отложным кружевным воротником, он был сейчас очень похож на самого себя – каким был в тот день, когда Шайна впервые увидела его в каюте Ле Корбье. Утреннее солнце щедро заливало комнату, бросало отблески на угольно-черные, блестящие волосы Габриеля, собранные в косичку на затылке и перехваченные коричневой ленточкой.
Поначалу он не заметил появления Шайны. Все его внимание было приковано к человеку, стоявшему перед ним.
Шайна всмотрелась в гостя, стоявшего спиной к ней. Он был значительно ниже Габриеля. Темноволосый, подвижный, он оживленно жестикулировал во время разговора, и от движения его рук по комнате темной птицей металась тень. Одет он был ярко, но безвкусно. Сюртук гостя украшали бесчисленные золотые пуговки, перехваченные золотой массивной цепью. Бриджи из кричаще-зеленого бархата были отделаны кружевами. Рубашка, открывавшаяся глазам Шайны при каждом энергичном взмахе руки, была и вовсе из алого, сверкающего на солнце шелка.
Человек показался Шайне знакомым. Она уже видела где-то эту фигуру, эти жесты…
В этот момент Габриель заметил ее присутствие. Его лицо напряглось и окаменело. Заметив это, гость перестал жестикулировать и замолчал. Затем он обернулся к двери.
И Шайна увидела перед собою своего первого похитителя – Ле Корбье.
Пират смерил Шайну с ног до головы потемневшим, презрительным взглядом.
– Надеюсь, вы простите мне, мадам, если я скажу, что вовсе не рад вновь увидеть вас!
Он снова повернулся к Габриелю.
– Вы огорчаете меня, мой друг. Когда вы уезжали из Нью-Провиденса в Лондон, вы обещали свести счеты с этой женщиной. Что, неужели забыли ту веревку, что украшала вашу шею? Забыли предсмертные хрипы своих парней? Их души взывают к мести, а что делаете вы? Привозите эту… м-м… женщину в свой дом! А?
– Она утверждает, что не виновата, – возразил Габриель. – Клянется, что не предавала меня.
– И вы ей поверили! – саркастически рассмеялся Ле Корбье. – Мой бог! Или похоть так ослепила вас, что вы принимаете ее ложь за правду? Ну-ну, а каких слов еще вы ждете от нее?
– Я ничего ей не сделаю, пока не буду убежден в ее виновности, – твердо и мрачно заявил Габриель.
– Убежден! – Смуглый пират даже задохнулся от негодования, с трудом сдержав проклятия, готовые сорваться с языка. – А в зеркало вы давно не смотрелись, сэр? А вы посмотрите, посмотрите! Полюбуйтесь на свой очаровательный шрам – вон там, где нож соскользнул, перерезая натянутую на шее веревку! Что? Не хотите смотреть в зеркало? Тогда прогуляйтесь и посмотрите на безымянные могилки на вильямсбургском кладбище! В них лежат парни – и какие парни! Лежат холодные, и на их шеях по-прежнему красуются обрывки этой проклятой пеньки! Ну! Это не убедит вас, милейший?
– Это ложь! – закричала Шайна, быстро подходя вплотную к Ле Корбье. – Я не знаю, кто выдал властям Габриеля, но клянусь, что это была не я!
– Интересно, а кто же тогда? – вызывающе спросил пират.
– Не знаю! Я не знаю! – с отчаянием воскликнула Шайна.
Ну как, как ей убедить в своей правоте Габриеля?
– Я не знаю, – уже тихо повторила она.
Ле Корбье молча посмотрел на нее, перевел взгляд на Габриеля. На Шайну – с нескрываемым презрением, как на предательницу. На Габриеля – с отвращением, как на слабака, отступившего от своей клятвы. Была бы его воля, он прямо сейчас вынул бы саблю и снес одним ударом эту проклятую белокурую головку, и покатилась бы она как кочан капусты! Но, к сожалению, это не его дело – мстить за гибель экипажа «Золотой Фортуны». Люди-то были не его, а Габриеля. И это не он, а Габриель торжественно клялся отомстить за них.
Клялся, да забыл о клятве, увидев эту голубоглазую куколку.
Ну, бог ему судья!
– Я привез все, о чем мы договаривались, – сказал он ровным, холодным тоном после долгого молчания. – Я ходил и во Францию, и на Мартинику. Трюмы «Золотой Фортуны» ломятся от мебели, ковров, украшений, тканей… Я привез все, что нужно для того, чтобы обставить дом.
– «Золотая Фортуна»? – Шайна вопросительно посмотрела на Габриеля.
Тот кивнул.
– «Черная Жемчужина» Ле Корбье пошла на дно после схватки с британским фрегатом, – пояснил он. – И я продал ему «Золотую Фортуну». С моим прежним промыслом покончено. Это входило в условия моего соглашения с Чарльзом Иденом.
Габриель перевел взгляд на Ле Корбье.
– Как скоро может быть закончена разгрузка?
– Я прикажу своим ребятам начать прямо сейчас, – ответил смуглый пират. – Но только лучше ее спрятать с их глаз подальше. – Он коротко кивнул на Шайну. – Среди экипажа могут оказаться парни, бывшие когда-то твоими матросами, да и среди моих парней немало таких, что водили дружбу с твоими – упокой, господи, их души грешные! – людьми. Если они прознают, что эта… леди здесь, могут быть неприятности – для всех нас.
Не сказав Шайне ни слова, не повернув даже головы в ее сторону, Ле Корбье покинул дом и направился на берег – отдать распоряжения о разгрузке.
23
Остаток дня Шайна провела в своей комнате. Из окна она видела нескончаемый поток людей и повозок, сновавших, словно муравьи, между бухтой и амбарами на заднем дворе дома. Туда перетаскивался груз из трюмов «Золотой Фортуны», который будет лежать там до того дня, когда дом окончательно достроят.
Среди калейдоскопа лиц Шайна увидела одного или двух матросов с «Черной Жемчужины» и еще нескольких, бывших на борту «Золотой Фортуны» во время памятного рейса из Нью-Провиденса в Северную Каролину, когда судьба впервые свела ее с Габриелем.
Увидев, узнав эти лица, Шайна поежилась. Ей сразу припомнились слова Ле Корбье, сказанные им в гостиной – о том, что может произойти, если экипаж узнает, что в доме находится женщина, которую они давно разыскивают. Предательница. Убийца. Ее вина была для них очевидна и неоспорима: она, именно она подвела под петлю своего любовника, их капитана. Из-за нее, и только из-за нее были преданы позорной смерти на виселице их товарищи. Безусловно, она заслуживает только одного – смерти.
Вот почему Шайна была вынуждена скрываться в своей комнате от случайного взгляда, боясь попасться на глаза кому-нибудь из них!
Весь день прошел для нее в напряженном ожидании. Она пыталась отвлечь себя чтением, но глаза бездумно скользили по строчкам. Взор Шайны вновь и вновь возвращался к окну, украдкой наблюдая из-за занавески за происходящим во дворе. Когда появилась Бэб, неся ленч, Шайна спросила, не знает ли та, где Габриель. Увы, девушка не знала, где ее хозяин.
Так прошло несколько бесконечных часов. Ближе к вечеру в спальне вновь появилась Бэб – на сей раз с ужином. За окном смеркалось, и девушка зажгла в комнате свечи. Шайна еще раз поинтересовалась у нее:
– Ты по-прежнему не знаешь, где твой хозяин?
– Отчего же, миледи, – ответила Бэб, поправляя занавески. – Он в коттедже. Ужинает.
– В коттедже? – Шайна вспомнила маленький домик на опушке леса – тот самый, куда поместил ее Габриель, когда впервые привез из Нью-Провиденса. – Но почему он ужинает в коттедже?